Марина из Алого Рога

Да, онъ способенъ вліять, онъ не можетъ этого не видть… Марина, это странное и прелестное созданіе, — ея обаятельный образъ, колнопреклоненный предъ нимъ, возставалъ неустанно въ его памяти и неодолимымъ смущеніемъ наполнялъ его душу, — какъ слдуетъ понимать тотъ едва вроятный порывъ, что привелъ, что кинулъ ее сейчасъ къ его ногамъ?… Нтъ, онъ не повритъ, не можетъ, не долженъ врить… пора любви прошла для него навсегда… ему-ли, съ его сдою головой, съ этими печальными морщинами на усталомъ чел,- ему-ли вызывать любовь… любовь, такъ безжалостно посмявшуюся надъ нимъ въ лучшіе дни его юности?… То, что говорила она ему, — т слова, что палили ему теперь сердце, — это обманъ одинъ, — обманъ пылкой молодой души, алчущей слова и свта и въ невдніи страстнаго стремленія не умющей отличить сосудъ отъ хранящагося въ немъ содержанія… Онъ увидится съ нею, объяснитъ… онъ безтолково оттолкнулъ ее сейчасъ, онъ испугался… Чего испугался онъ? И онъ чувствовалъ, какъ блдныя его ланиты горли отъ приливавшей къ нимъ крови… Онъ чувствовалъ, какъ жадно — и боязливо какъ — хотлось бы ему увидть ее скоре, и что бы онъ далъ, чтобы пережить опять то страшное и блаженное мгновеніе, когда, вся пламень и жизнь, сжимала она его холодныя руки и говорила ему: "Мн ничего не нужно… возьмите меня какъ есть!…"

Онъ заходилъ по кабинету, силясь отстранить соблазнъ этихъ представленій и снова приковать смущенную мысль къ тому "гнзду", къ той смиренной школ, въ которой видлъ онъ теперь для себя и лучшую задачу, и спасеніе… Но успокоиться не суждено ему, видно, было.

— Ты здсь, Завалевскій? донесся до него изъ другой комнаты громкій голосъ Пужбольскаго.

— Здсь.

Князь переступилъ черезъ порогъ, отыскалъ пріятеля глазами въ полутьм покоя и повалился въ первое попавшееся ему кресло, съ видомъ человка, который отъ усталости ногъ подъ собою не чувствуетъ.

— Я исходилъ садъ, не останавливаясь, четырнадцать разъ кругомъ, началъ онъ ex abrupto съ видимо напускною развязностію:- садъ иметъ въ окружности три тысячи четыреста восемьдесятъ восемь шаговъ; помноживъ это число на четырнадцать…

— Очень много выходитъ, прервалъ его разсчеты графъ, — и ты…

— J'avais besoin de cet exercice pour me calmer [22], не далъ ему кончить тотъ, — хотлъ получить возможность переговорить съ тобою хладнокровно, промолвилъ онъ, закуривая сигару о зажженную имъ спичку, и, пользуясь мгновеннымъ огнемъ этой спички, безпокойно глянулъ въ лицо Завалевскаго.

Графъ тотчасъ же догадался, о чемъ это нужно было Пужбольскому переговорить съ нимъ; сердце у него екнуло.

— Говори! сухо проговорилъ онъ.

— Сегодня утромъ, повиновался немедленно князь, — между двнадцатью и часомъ, въ томъ большомъ лсу, гд, ты помнишь, мы такой необыкновенно огромный блый грибъ нашли, я предложилъ дочери твоего управляющаго, mademoiselle Samo"ilenko, сердце мое, особу и все, что соблаговолили оставить мн на пропитаніе Толкачевъ, Горбачевъ, et toute la satan'ee kyrielle que vous savez. Я просилъ ея руки…

— Ты! невольно воскликнулъ Завалевскій!

— Я! пыхнулъ сигарою Пужбольскій, — потому что я глупъ, какъ пробка, что ныншнее утро и доказало мн еще разъ до осязаемости.

— И она?… голосъ дрогнулъ у графа.

— Она?… Elle m'a envoy'e pa^itre [23], что мн слдовало предвидть, и что я въ сущности и предвидлъ… и всетаки ползъ, потому что, какъ говоритъ Байронъ: who, alas, can love and then be wise! [24] или какъ въ русской пословиц: что у каждой старухи есть своя прорва…

Какъ ни мало былъ расположенъ къ веселости Завалевскій, онъ не могъ не засмяться.

— Vous auriez du ^etre plus g'en'ereux! воскликнулъ не безъ горечи князь:- не годится Цезарю глумиться надъ Помпеемъ!…

— Это ты меня Цезаремъ называешь? воскликнулъ, въ свою очередь, графъ.

— Тебя!… И ты отрицать это даже права не им

23; ешь, потому теб въ этомъ признались прямо, въ лицо!…

Завалевскій, не отвчая, склонилъ голову, словно пойманный въ преступленіи.

А пріятель его пояснилъ съ какимъ-то злорадствомъ, наслаждаясь его растеряннымъ видомъ:

— Сегодня, между семью и восемью, въ саду, за пять минутъ предъ нашимъ съ отцомъ ея возвращеніемъ сюда!

— Ты видлся съ нею? быстро подошелъ въ нему графъ.

— Видлся!

— И она теб сказала?…

— Не сказала ничего, я самъ угадалъ*.. Угадать было не трудно, — elle n'avait pas figure humaine! [25]

— Боже мой, вдь это безуміе! вырвалось отчаянно у Завалевскаго.

— Безуміе, подтвердилъ съ ироніей князь:- и я говорилъ ей, что это безуміе, и она лучше обоихъ насъ знаетъ, что это безуміе… И поэтому мн безконечно жаль ее! завизжалъ онъ внезапно на самыхъ верхнихъ нотахъ своего голоса, — потому что она прелестнйшее существо на свт… et que je l'aimerai, quoiqu'elle m'aie envoy'e pa^itre, jusqu'`a la fin de mes jours!…

И Пужбольскій, безсильный сдерживаться боле, пустилъ сигарою своею въ стну. Ударъ попалъ въ большую гравюру съ Рафаэлевскаго Преображенія… Треснувшее стекло слабо зазвенло…