Читаем Марина из Алого Рога полностью

— Вамъ жаль ее? Почему? Чмъ заслужила она, чтобы вы жалли о ней? съ горечью кидала она ему свои слова:- она вамъ всю жизнь отравила, эта женщина! Я знаю!…

— Вы знаете? безсознательно повторилъ онъ, — даже не удивился… — Да, словно ршившись, примолвилъ Завалевскій, — я любилъ ее — и не любилъ никого больше… вся жизнь моя прошла такъ… Она меня отвергла…

— Безстыдница! вскрикнула Марина.

— Нтъ! тоскливо замоталъ онъ головой, — вы не знаете… не знаете, сколько силъ было въ ней… чего хотла она!… Она права была!…

— Права! съ негодующимъ взглядомъ повторила двушка, и вы за это ее облагодтельствовали…

— Я дурно поступилъ, можетъ-быть, скорбно сжались брови Завалевскаго, — но спасти я ее не могъ… ни тогда, ни посл. Нтъ, не могъ! говорилъ онъ, не глядя на Марину, отвчая не ей, а все той долгой, грустной собственной дум, что уже давно клонила въ долу его рано посдвшую голову:- такихъ, какъ она, не спасаютъ…

Недоумвая слушала его Марина.

— Не плыть большому кораблю по мелководью, обернулся онъ въ ней улыбкой, — а она большой корабль, молодая особа!…

— И Богъ съ нимъ! отозвалась двушка, — не нужно такихъ!

Онъ странно взглянулъ на нее:

— Видно, не нужно, еле слышно проговорилъ онъ, — если судьба ихъ — пропадать въ тин… Не тмъ, видно, путемъ нужно, не тмъ большимъ ходомъ… На малое, не яркое дло отдай себя — смирись, жди… Смирись!…

Она слушала, едва переводя дыханіе… Онъ всталъ со скамьи, прошелся, — и опять слъ.

— Помните вы, обратился онъ въ ней, — какъ я васъ благодарилъ за ваше пніе, посл того какъ — ночью…

— Помню;- Что же? не дала она ему кончить.

— Я вамъ сказалъ "спасибо" тогда… И теперь — спасибо! Вашъ голосъ въ ту минуту, то, что вы пли, — долго вамъ разсказывать, — двумя словами скажу: огонь потухалъ… вы раздули его опять… да, вы! сказалъ онъ, — и свтлая улыбка освтила на мигъ его черты, — бываютъ такія минуты… что-то внезапное, будто свыше!… И я объ этомъ сейчасъ думалъ: она погибла, — я уцллъ! Кругомъ ея могильная тьма и гниль…

— Вы все о ней, все о ней! вырвалось у Марины отчаяннымъ кликомъ:- а я… я, чтобы вы только не печалились, чтобъ были вы счастливы… я отдала бы всю себя сжечь, всю… по кускамъ… Потому, что вы дороже мн чмъ сто жизней… и жизни нтъ для меня безъ васъ!…

И, скользнувъ со скамьи, она безумнымъ движеніемъ пала въ ногамъ Завалевскаго — и уронила голову ему въ колни…

Онъ страшно смутился… Онъ не врилъ, презрлъ, забылъ то, о чемъ предваряла его Дина, — это теперь оказывалось правдою, ошеломляющею правдою!…

Онъ приподнялъ ее за плечи; низко наклоняясь въ ея лицу и самъ весь дрожа нервною дрожью:

— Ради Бога, встаньте… встаньте, что съ вами!

А она, всмъ охватывающимъ пламенемъ широко раскрывшихся зницъ своихъ погружаясь въ его растерянные глаза, говорила ему въ то же время:

— Мн не нужно ничего… я не она… ни богатства вашего, ни графства!… Берите меня какъ есть!

Цлый блаженный міръ пронесся на мгновеніе въ мысли Завалевскаго: восторги, счастіе, любовь, — все, что измнило ему, чмъ обдленъ онъ былъ въ молодые дни, все это обольстительнымъ призракомъ, какъ бы въ насмшку, звало его въ себ теперь, на закат жизни, устами чистаго и страстнаго созданія, распростертаго у его ногъ…

Онъ пересилилъ себя, отшатнулся, — съ какимъ-то испугомъ отдернулъ отъ нея свои руки.

— Подумайте, что вы длаете! Я старикъ! могъ только проговорить онъ…

Онъ боялся за самаго себя, — и непривычная ему, суровая нота зазвучала въ его голос…

Она вскочила разомъ на ноги, вся выпрямилась, схватила себя обими руками за голову — и побжала отъ него прочь, словно ужаленная змею.

Онъ остался на скамь, безъ словъ, безъ движенія…

— Марина Осиповна, куда вы? въ одно и то же время послышался ему въ большой алле голосъ Пужбольскаго и тяжелый скрипъ приближавшихся въ нему шаговъ…

Это былъ господинъ Самойленко. Онъ былъ важенъ и сумраченъ — и Завалевскій съ невольною тревогой заглянулъ ему въ лицо: онъ, очевидно, вмст съ Пужбольскимъ долженъ былъ наткнуться сейчасъ на Марину… Не подозрваетъ-ли онъ?…

Но непроницаемо было лицо Іосифа Козьмича… Только въ голос его почудилась графу какая-то несвойственная ему офиціальность, когда онъ, подойдя въ скамь и не садясь, — какъ сдлалъ бы онъ по всей вроятности въ другое время, — остановился предъ своимъ патрономъ и доложилъ ему, что "княгиня съ супругомъ изволили благополучно дохать до Вьюновъ и оттуда поспшили проздомъ дальше, поручивъ ему, Самойленк, передать свой сердечный поклонъ графу Владиміру Алексевичу".

— Что вы не присядете? сказалъ ему Завалевскій, подвигаясь, чтобы дать ему мсто.

— Нтъ-съ, я ужь такъ… дома дло есть, отвчалъ довольно сухо главноуправляющій;- а я собственно хотлъ сообщить вамъ два слова насчетъ предполагаемой вами продажи лса…

— А что именно? спросилъ графъ, какъ бы непріятно пораженный этимъ извстіемъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза