Марина из Алого Рога

Къ обду собрались вс обитатели Алаго-Рога, за исключеніемъ Марины… Она сидла, попрежнему запершись въ своей комнат, и не отозвалась даже на голосъ своей молодой прислужницы, постучавшейся къ ней въ дверь съ вопросомъ: будетъ-ли она обдать дома или во дворц?… Ей не хотлось сть, ей ничего не хотлось;- ни о чемъ не думать, ничего не чувствовать, уничтожитъся, о, какъ сладко было бы это ей въ эту минуту!… Уснуть? Но сонъ не приходилъ, нервы ея были слишкомъ натянуты, слишкомъ чутки…

Іосифъ Козьмичъ не справился о ней, а когда въ столовой, предъ закускою, княгиня Солнцева обратилась въ нему съ любезнымъ вопросомъ: не будетъ-ли она имть случая увидть еще разъ предъ своимъ отъздомъ его прелестную дочь? онъ не имлъ силы сдержаться и, весь побагроввъ, отрзалъ: "не стоитъ она этой чести, ваше сіятельство!"…

Княгиня съ любопытствомъ повела на него глазами… "Ужь не заперъ-ли онъ ее?" промелькнуло у ней въ мысли, но она тотчасъ же разсудила, что, въ случа чего-либо подобнаго, такія существа какъ Марина въ окошко выскакиваютъ, разбивъ это окно предварительно собственнною рукой, не боясь порзать ее о стекла, — и что слдовательно ни о какомъ насиліи со стороны господина Самойленки нечего думать, и что гнвная вспышка его вызвана была тмъ, напротивъ, сознаніемъ, что ничего съ нею не подлаешь...

Изъ-за чего могла произойти размолвка между отцомъ и дочерью, съ первой минуты отгадала это проницательная Дина. Ей стоило только взглянуть на мрачнаго, раздувавшаго ноздри и отдувавшагося словно въ вод Пужбольскаго, который, ни съ кмъ не говоря, шагалъ вдоль и поперекъ столовой, въ ожиданіи запоздавшаго супа… Неудача прописными буквами начертана. была для нея на его лиц…

Она значительно взглянула на Іосифа Козьмича — и еле замтно моргнула въ сторону князя…

Онъ гнвнымъ движеніемъ приподнялъ въ отвтъ свои слонообразныя плечи… Они поняли другъ друга.

— Это очень жаль, онъ отличный человкъ! сказала ему уже прямо Дина… — И вы не знаете отчего?…

Онъ промычалъ что-то сердитое, чего не разобрала, она, и снова пожалъ плечами.

— Нтъ-ли тутъ другаго, вы не замчали? медленно роняя слова, почти шепотомъ проговорила на это княгиня.

Онъ растерянно глянулъ въ ея загадочные, коварные

— Большое было бы несчастіе! съ тою же выразительною медлительностью пронизала она его какъ иглою и тутъ же, отойдя отъ него, обратилась къ Завалевскому съ какимъ-то ничего не значившимъ вопросомъ.

За обдомъ Дина ршилась, повидимому, окончательно очаровать господина Самойленку. Она повела рчь объ умныхъ людяхъ и повела такъ, что каждое ея слово кадило сладостнйшимъ иміамомъ прямо въ носъ Іосифа Козьмича; она доказывала, что умный человкъ есть по преимуществу человкъ практическаго дла, что въ настоящую минуту Россіи нужны даже исключительно только эти, практическіе люди; что, къ сожалнію, наше такъ-называемое высшее сословіе практичнымъ быть никогда не умло, а еще мене отличается этимъ качествомъ то, что называетъ себя русскою интеллигенціею… "Весь этотъ противный споръ, говорила княгиня, который ведется въ газетахъ между консерваторами и прогрессистами, все это безсмысленно, все это Дымъ Тургенева, потому что спорятъ люди все того же закала, такіе же все идеалисты, съ тою только разницею, что одни преслдуютъ призракъ какой-то уже совсмъ не земной чистоты, а другіе прозрваютъ впереди идола такого же грубаго и неумытаго, какъ они сами… Вся надежда на тхъ, немногихъ, дйствительно умныхъ людей, которые просто занимаются толково своимъ личнымъ, ближайшимъ дломъ… Они одни, своимъ трудомъ, опытностью, энергіею, приносятъ пользу, поддерживаютъ другихъ своимъ примромъ, одни они спасители и благодтели…."

Сладки были такія рчи Іосифу Козьмичу: этотъ "дйствительно полезный человкъ, спаситель и благодтель" — это былъ онъ: такой авторитетъ, какъ эта умнйшая столичная дама, освщалъ, такъ сказать, избранный имъ практическій путь жизни, оправдывалъ и закрплялъ въ его сознаніи то чувство уваженія въ собственной особ, которое онъ лелялъ въ себ съ юныхъ лтъ, и не оставлялъ уже въ немъ ни малйшаго сомннія на счетъ его превосходства надъ этими, сидвшими съ нимъ теперь за столомъ, безполезными "идеалистами…"