— Bonne chance! послала она рукою изъ кареты поцлуй Завалевскому, подавая въ то же время слуг знакъ къ отъзду.
— Пошелъ! крикнулъ тотъ, ловко вскакивая на козлы и задвая за крючокъ ремень залоснившагося на солнц кожанаго фартука…
Экипажи тронулись…
Безъ шляпы, съ поникшею головой, какъ стоялъ на крыльц, спустился со ступенекъ его Завалевскій — и прошелъ въ садъ боковою калиткой…
XVIII
Стукъ колесъ, лошадиное ржанье, громкій говоръ людей на двор пробудили Марину отъ ея оцпеннія. Она подошла въ окну, подняла стору:- со двора, огибая уголъ дома, вызжалъ дормезъ съ привинченными поверхъ и сзади его сундуками… Это экипажъ Солнцевыхъ — подобнаго этому нтъ другаго въ Аломъ-Рог, Марина это знаетъ… Что же это значитъ?… Неужели узжаетъ
"Она узжаетъ… узжаетъ?" повторяла громко двушка съ какимъ-то недоврчивымъ, боязливымъ чувствомъ смутной радости… Да, она боялась радоваться, — да и чему? Какую перемну принесетъ за собою для Марины этотъ отъздъ? И самый этотъ
Но Марина не хотла загадывать впередъ… да и не способна была она къ тому теперь, — вс опасенія, догадки, соображенія ея стушевывались, исчезали предъ убжденіемъ, предъ этимъ все сильне и сильне охватывавшимъ ее чувствомъ радости:
И чутко, всмъ слухомъ прислушивалась двушка къ гулкому ходу быстро удалявшагося дормеза Солнцевыхъ, за которымъ, скрыпя слегка свжими осями, поспшалъ доморощенный тарантасъ господина Самойленки.
Долго еще сидла она, прислушиваясь — и все еще не вря… что же могло такое случиться, что побудило эту женщину ухать такъ скоро? допрашивала себя Марина — и не находила отвта. Звонъ часовъ въ гостинной донесся до нея сквозь запертую дверь… Она машинально считала за боемъ: разъ, два, три, пять, семь… — Какъ поздно! удивилась она.
Она поднялась, подошла къ своей двери, отщелкнула замокъ, прошла въ гостиную… заглянула въ кабинетъ Іосифа Козьмича, — никого нигд, люди побжали вс на крыльцо
Не шелохнется тамъ, — въ саду; сквозь недвижную листву льются стройно косые лучи солнца; искорками горятъ на стволахъ сосенъ длинныя смоляныя капли; иволга выпваетъ вдали свое тоскливое колнце… Миръ и уединеніе кругомъ, — только воробьи торопливо щебечутъ по липамъ, словно передавая другъ другу только-что выпущенную сплетню.
Марина сошла въ садъ — и глубоко вздохнула; ее въ эту минуту можно было сравнить съ пташкою, только-что попавшею на волю, но у которой сильно еще болятъ крылья отъ спутывавшей ихъ за мигъ предъ этимъ нитки.
Медленно, какъ ходятъ больные, двинулась она по дорожк, улыбаясь, какъ посл долгой разлуки, любимымъ своимъ кленамъ, и со страхомъ, чуть не съ отчаяніемъ противясь наплывавшему противъ воли ея въ ед душу какому-то блаженному,
Она вышла въ большую аллею, прошла ее всю вдоль, вплоть до балкона, до
Въ глазахъ у нея потемнло… чуть не упала она… На деревянной зеленой скамь, въ трехъ шагахъ отъ нея, сидитъ
Она кинулась къ нему, громко вскликнувъ, и опустилась, безсильная, рядомъ съ нимъ на скамью…
— Что съ вами? что, ради Бога? схватила она его за руку:- вы плакали?
— Я?… Нтъ… отчего вы думаете!… Какъ я радъ васъ видть! смущенно и ласково моргая вками глядлъ онъ на нее, силясь улыбнуться.
— Вы о
— Да, отвчалъ застигнутый врасплохъ Завалевскій.
— Вы ее любите? пылко вскрикнула она.
— Не люблю — нтъ! молвилъ онъ качая головой, — изумленный, самъ не понимая, что заставляетъ отвчать его этому странному существу, такъ дерзко своими вопросами врывающемуся къ нему прямо въ душу.
— Не любите, замирающимъ отъ волненія голосомъ повторила она, наклонясь къ нему плечомъ къ плечу и заглядывая ему прямо въ глаза своими сверкавшими глазами:- не любите, — а думали о ней!…
— Да, думалъ… о судьб ея думалъ, прошепталъ Завалевскій.
Марина слегка отодвинулась…