– Девочки! – решила я призвать к вниманию подруг. – Света, я, конечно, не могу тебя понять и всех чувств, что ты испытываешь, но ты не права. Роза знает, что такое потерять ребенка. Очень хорошо знает!
Света уже не плакала, а только вытирала руками лицо от слез. В палате наступила звенящая тишина.
– Не надо, – одними губами прошептала Роза.
– Надо! – посмотрела я на подругу умоляюще. – Пожалуйста, расскажи Свете то, что рассказывала мне про свою первую школьную любовь и беременность.
– Беременность? – Света с ужасом посмотрела на Розу и слегка привстала с подушек.
– Да, – отчаянно ответила я. – Вам есть о чем поговорить. Роза когда-то испытала то же чувство потери, что и ты. Вам обоим необходимо поделиться этим друг с другом.
– Ладно, – качнулась на стуле Роза и посмотрела на меня уничтожающе, как бы говоря, что я не умею держать язык за зубами. И медленно перешла к рассказу о том, как влюбилась, как переспала и забеременела, и как узнала, что она была всего лишь частью спора его друзей.
Света весь рассказ сочувственно кивала головой, где-то вздрагивала, прикрывала рот ладонью, а в конце рассказа разревелась. На свежие раны история подействовала слишком проникновенно. Так что я сама заплакала, и даже всегда стойкая Роза смахнула рукой одиноко скатившуюся слезинку. Так глыба льда, разделявшая нас и Свету, разлетелась на миллион маленьких осколков. И Света, которая прежде не хотела никому ничего говорить и никого видеть, поделилась с нами всеми своими переживаниями и в подробностях рассказала о случившемся.
Мы сидели у неё так долго, что 1000-рублевая бумажка в кармане медсестры перестала действовать, нас попросили на выход. Мы с Розой по очереди обнимали Свету и желали ей скорейшего выздоровления. Она нам с благодарностью улыбалась. По её уставшему лицу было заметно, что она всё же немного оправилась от потери, и всё непременно изменится в лучшую сторону. Друзья ведь для того и нужны, чтобы в трудную минуту не пройти мимо.
Для Светы рассказ Розы послужил уроком, что не стоит судить людей по их напускному виду – может там куда более серьезная история, чем кажется с первого взгляда. Роза же любила всегда говорить то, что думает, и сегодняшний урок для неё послужил… дайте, подумать… ничем. Она считала, что у кого-то слишком длинный язык. А у неё всё в порядке. В общем, у каждого из нас свои недостатки.
Что же касается меня, то проезжая станцию за станцией по своей фиолетовой ветке метро, я разглядывала людей в вагоне и думала, что у каждого из них за плечами свой груз – своя история. И может быть у меня с моим Андреем – это ещё не апокалипсис? Кто-то теряет детей, мужей и жен, попадает в аварии, авиакатастрофы, кому-то ставят диагноз рак или ещё чего похуже, и человек не хочет жить, а кто-то просто спивается, потому что упал на самое одно и оттуда уже не выкарабкаться. А я? У меня все живы и здоровы, есть крыша над головой и относительно спокойная работа. Мне грех жаловаться. Мне не на что жаловаться. В моей жизни разыгралась любовная драма. Но кто этим хоть раз не страдал?
«Переживу!» – решила я. Не вызывать же на дуэль неизвестную мне Анну и не стреляться на счет «три»?! От любви умирают только дураки, у которых крыша поехала. А я – мудрая женщина. Правда, эту «мудрую» иногда будоражит ворох неподвластных чувств. Но я переживу! Куплю пару плиток молочного шоколада, песочные корзиночки с джемом и масляным кремом и, наверное, ещё торт-мороженое, включу какую-нибудь комедию без намека на любовь, подотру бумажным платочком слезы и как-нибудь да переживу. Обязательно, переживу!
Глава 16. Не может быть!
Ни про Андрея, ни про «заинтересованных» лиц я за всю неделю так ничего и не выяснила. Никаких прослушек, видеозаписей и наблюдательных особ я не заметила у своего рабочего стола. Поговорила со всеми коллегами о работе, планах на следующий номер и обычной житейской ерунде, но всё по нулям. Каждый был чист. Рекламы у менеджеров по рекламе было мало, но достаточно, макеты своевременно готовились дизайнерами, статьи писались.
Кажется, дела шли не так плохо. Только вот Александр Григорьевич ходил мрачнее тучи, подтягивал живот вечно сползающим ремнем и нервно жевал губы. Я боялась только одного, что нас закроют и я больше не смогу оплачивать ипотеку.