Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Я опустился в глубокое кожаное кресло, правее от Шилейки. Вы коммунист? (С моим ответом Шилейка вышел в смежную комнату, медленно и молча. Анна Андреевна опустилась в его кресло и предложила мне стакан горячего кофе.) Валерия Сергеевна закуривала вторую папиросу — вслед.

— Я Вас долго разыскивал, Ан<на> Андр<еевна>, но решил во что бы то ни стало разыскать и выполнить поручение.

— А Вам долго пришлось искать? да как Вы меня нашли, ведь меня разыскать очень трудно, тем более моего этого адреса почти никто не знает? Это приятно, что Вы так внимательны, я рада полученным письмам и особенно иконкам.

— Мне Марина Ивановна говорила, что Вас найти трудно, и мне это тем приятнее было поручение. Она очень хотела, чтобы всё получили в сохранности, особенно ее беспокоила судьба иконок. Она Вас очень любит,

Ан<на> Андр<еевна>:

— Я очень рада… А вы знаете, Бор<ис> Ал<ександрович>, что мы с ней ни разу не виделись и знакомы за глаза. Это удивительно, но приятное знакомство. Я ее очень хотела бы видеть.

— Марина Ивановна мне об этом ни разу не говорила, и я был в полной уверенности, что Вы прекрасно знакомы, хотя и об этом она тоже ничего не говорила.

— А Вы, Бор<ис> Ал<ександрович>, с ней давно знакомы?

— С декабря прошлого года.

— А Вы сюда приехали зачем и надолго ли?

— Официально — инспектировать Шк<олу> воен<нно>-ж<елезно>д<орожных> спец<иалистов>, а неофициально увидеться с братом, раненным под Кронштадтом. Приехал я сюда на несколько дней, но, наверное, осенью приеду в Питер совсем, т. к. одна случайность меня очень обрадовала и, возможно, сделает из москвича — питерца.

— Вот как… москвичам или любящим Москву — Питер обычно не нравится… Какая же это случайность?

— Сам Питер меня заворожил и потом Российский Институт Истории Искусств[74]. Я попал туда сегодня днем и думал пробыть там не больше 10 м<инут>, и остался на целых 2 часа. Меня институт поразил своей тишиной, людьми и постановкой дела. Мне очень понравилась программа занятий по вопросу, который меня интересует, тем более, что изучение в этом институте поставлено на академический лад, что можно заключить по программам.

— Ах, как это приятно. Я очень люблю этот институт. Меня приглашали туда работать, и я немного там работала. Это лучшее учебное заведение по подбору людей, там очень приятно работать. Я рада, что Вас тянет такая работа, Бор<ис> Ал<ександрович>

— А как же Вы хотите совместить партию и институт, ведь это небо и земля!

— Погружение в институт для меня будет началом разрыва с партией — фактическое, т. к. внутренний разлад у меня теперь слишком велик, и я не вынесу его без фактической работы в области, которая мне дороже всего остального!

— Анна! А сколько времени, ведь пора идти, т. к. задержат наши коммунары. Вы знаете, что у нас военное положение? Можно ходить только до часу. Ну, до свидания, милая Анна!

Вал<ерия> Серг<еевна> и Ан<на> Андр<еевна> бережно целуются.

— Я Вас провожу, а патрулей я не боюсь, т. к. у меня «волчий билет» в кармане. До свидания, Ан<на> Андр<еевна>.

— Бор<ис> Александровичу завтра я Вас жду. Заходите, а я приготовлю письма Марине и Алечке. До завтра…

Анна Андреевна проводила нас по длинному коридору до выходной двери и, еще раз поцеловавшись с Валерией Сергеевной, она напомнила мне, что завтра вечером меня будет ждать.

* * *

Какая изумительная Анна Андреевна! Я счастлив, что ее увидел. Я очень люблю ее стихи, и они меня во многом воспитали.

— Вы не разочаровались в ней живой?

До головокружения очарован ее образом, ведь она изумительный человек. Она принадлежит к тем, кого раз увидишь, — забыть невозможно. Это бывает редко.

— Да, я Анну очень люблю, она очаровательный человек. Я ее знаю с детства, ведь мы с ней лучшие подруги — росли вместе.

Валерия Сергеевна — очаровательная женщина. Она была вправе говорить все. У нее был «страшный суд» над нами — юношеством.

— Где вы, русская молодежь? С кем вы? Чем вы заняты?.. Что вы смотрите на умирающую Россию? Ведь вы губите все то, что нами взращивалось жизнями. Сколько великих русских умов, вышедших в мировую науку и культуру, погибло и гибнет от ваших заблуждений. Почему наши русские дети гибнут с голоду, а сын Зиновьева и его жена не могут жить даже в особняке, потому что там сыро, а необходимо им — дворец, ведь сын и жена правителя! И кого же? Просто жида, нисколько не связанного с нашей культурой, которому наплевать на всех, Вас и нас. Ведь жиды всегда жидами останутся. А вот мы идем от Анны… Вы видели ее второго мужа? Ведь это знаменитый, известный всему культурному миру, и у нас, и за границей, ассиролог! А он загнан этими жидами в подполье, без куска хлеба сидит всегда и не может оправиться от туберкулеза, который получил от сырости. Чем он хуже жиденка Гришки Зиновьева, купающегося в молоке, харкающих кровью матерей и жен рабочих. Ведь они вас клянут! Ведь вы все преступники!

Я хочу от вас, русского юношества, трезвости и готовности исполнить свой Святой долг! Вы должны уйти из этой заразы жидовского цинизма!