Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

…Как белый медведь в клетке, как птица за решеткой, тянулся к форточке, на солнце, на мороз, на иней, в золотое, розовое, голубое и зеленое раннее утро.

Страшно стало, что имею дерзость прикасаться косноязычными словами к таинству явленного мне творчества. Но сказано было: «Через вас я заново вижу и слышу. И себя. И жизнь. И свои рисунки. И многое, о чем никогда раньше не думал и не помнил». Так он сказал. Это было первое утро мира, когда увидали Москву, озаренную солнцем и снегом, — с горы бульвара, Москву — тоже на горе и с горы.

Иней, солнце, замедлившее на верхушках деревьев. Утро. (Рождественский бульвар, шли от Красных ворот.)

Последний день 1923 года

Милый, чудесный, волшебный мой старый год. Люблю тебя и дары твои: Зиму, Весну, Лето, Осень, Радугу, Снег, Иней, Лес, Зелень, Землю, Облака, как плоскодонные корабли, и тени от облаков, бегущие по лугу и по скату холма.

31 декабря — 1 января. Санаторий «Долгие Пруды»

На моей елке горело 20 свечей о двадцати самых моих любимых и дорогих людях. В огнях свечей на елке все они совместимы. Брат Всеволод у меня. Все, что говорил Всева о себе, о Воронеже и обо всем остальном, на грани бреда.

Удачно и весело прошла детская елка. Всева был на елке и был праздничным явлением на елке. Старшие дети не могли наслушаться его рассказов (после обычных песенок, стихов, разыгранной пьески). И сам Всева был с детьми простой, веселый, остроумный и занимательный.

О рисунках Иоанна. Так играли боги на Олимпе? Рисунки эти можно было бы назвать «Игры богов», потому что для людей и для зверей — это чересчур много. Или чересчур мало. Одного только рисунка я не могу принять. Я не пожелала бы указать на него. Он как-то не нужен в веренице других. Все остальные — живут, появились на свет и имеют право быть, потому что прекрасны. Странно жить на свете.

1924

3 января

Утром уехал Всева, милый и бедный мой брат. Как он недоверчив ко всем взрослым людям. А с детьми был очень милый, живой и добрый. Старшие дети в восторге от его рассказов о подводной лодке. Лежали все, как карандаши.

Тронула меня его бережность к Боре. Неблагополучно там, в его семье.

Лучше всего — устроиться мне на работу в Москве, чтобы Всева жил со мной. Он с самого детства был как-то одинок, один на свете. Тяжело на сердце от всего, что говорил Всева. Я не могу понять…

Вечером я и еще две учительницы нарядились и прошли по палатам — дети были в восторге.

7 января. Долгие Пруды

Расскажу по порядку с 5 января.

8 4 часа дня 5-го января приехала в Москву не по железной дороге, а в теплой легковой машине. 17 верст пролетели в 20–25 минут (проводила домой одну из больных девочек — в машине отца этой девочки).

С тремя туго связанными елками, с покупками для санатория (бумага, карандаши и прочее), со своим свертком — не могла попасть на трамвай и с горя взяла извозчика. Попалась хорошая лошадь. Очень быстро — сквозь мороз, движение трамваев, предпраздничную суету улиц, огни — к огромному дому у Красных ворот. Во дворе этого дома — железные какие-то мостки и краны, блоки, цепи, большие бочки, доски и всякое что-то. Пахнет вином, пивом, коричневыми яблоками (склад вина Сараджиева[657]).

Отворил дверь Иоанн, оживленный, праздничный, парадно одетый.

— О, хорошо! У нас Бакушинский! — Это не страшно?

— Нет, это очень хорошо, и хорошо, что пришли и вы.

Я озябла. Адриан и Елена Влад<имировна> закутали меня в тулуп и всячески отогревали.

На второй зов Иоанна сказала: «Нет, надо отогреться». В просвете полуоткрытой двери мелькнул бесцветный белый череп гостя, с испугавшей пристальностью внимания коснувшегося меня взглядом. Адриан распутывал одну из елок. Запах елки и снега на весь дом. Нина Яковлевна вернулась из церкви. Елена Влад<имировна> и Адриан рассказывали о вчерашнем кукольном спектакле в частном доме. Елена Влад<имировна> нарядила меня в греческую белую тунику из тонкой шерсти. Что-то чуточку изменила в моей прическе — тяжелую косу спустила пониже, к шее, получилось красиво с этой одеждой.

Чудесное вино, сразу согревшее всех. Стали показывать старинные вещи — гобелены, ткани, кружева, вышивки, камеи, табакерки, браслеты, заколки, медальоны, мозаики, брегет с музыкой, талисманы, ожерелья, веера, венецианское стекло, сабо из Голландии и другие вещи. Разговор вел Бакушинский тихим ровным голосом. Каждая фраза — отточенная художественная ворожба, о чем бы ни шла речь — о вещах, рисунках, о зверях Иоанна, о картинах, о тамбовских и елецких бабах Нины Яковлевны, о Флоренском, о рисунках Чекрыгина, о самом Чекрыгине[658].

Бакушинский приковал к себе общее внимание, приворожил, приколдовал. Удивительный человек.

Ой. Кончается свет, и изнемогаю от усталости после трех елок на Сочельнике и сегодняшней елки в Долгих Прудах. И от всего, что было и чего не было.

25/7 января

В доме Добровых утром рано проснулась сама и успела к утреннему поезду.