Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

У Жени Бируковой есть родственница — 22-летняя красавица, прелестное существо. В городе Серпухове у нее остался ребенок. В бывшем своем имении она скотница и уборщица. В Москву приезжала — искала заработка, пыталась организовать кустарную игрушечную артель. Она окончила «Игрушечный техникум», делает мягкие игрушки. Рисунки к ним делает сама — куклы, звери, очень талантливо, изящно, с забавной выдумкой, веселые и без гротеска. Для артели собралось 7 человек, мать Жени Б<ируковой> в их числе. Но артель не организовалась — не смогла собрать 45 рублей для оформления. Так Верочка и уехала в Серпухов на прежнюю работу. В Москве она ходила на поденную работу. За целый день стирки получала 2 рубля 50 копеек. В некоторых случаях И часов подряд. (Одиннадцать часов.)

Ни жалоб, ни ропота. Ее грубо обманул отец ее ребенка. Эта катастрофа не сломала ее и выплавила в чудесный чистый слиток. Нет в ней ни жестов, ни слов о своих бедах. Умна, объективна в оценках, спокойна. Она очень молода и очень красива.


28 октября

В<иктор> К<онстантинович> будет сидеть год и 8 месяцев, без строгой изоляции, с поражением в правах на 2 года. Подано прошение о пересмотре дела. Валя работает на себя, на мать, на передачи мужу.

В доме Добровых беда. Вчера Сашу отвезли в больницу нервнобольных. Предполагается не меньше, чем на полгода. 8 лет кокаина, анаши и прочих снадобий. Ужасно. И это, и все, что вокруг этого.

Алекс<андр> Викт<орович> пишет сказки в стихах. В Госиздате стихи для дошкольников, сказки его принимаются очень охотно.

Беда-горе о Саше переполнило дом, как чашу, до краев. И в такой тесноте, в таком неизбывном многолюдстве… Мать его, как распятая на кресте.


31 октября

Умер Фрунзе. О нем хорошо говорят хорошее. Его очень любил и хвалил брат Всева.


Октябрь. Москва

Завтра я с утра начну работать в Дет<ском> саду на Поварской. Занята буду от 10 до 3 часов, по субботам — до 2 часов, 63 рубля, обед; ночевать можно там. В группе 10–12 детей от 3 до 4 лет. Очень по душе мне там две сотрудницы.

За корректуру для ГИЗа я и Женя получили по 26 рублей. Вот уж вовремя!

Вавочка больна (какая-то опухоль, может быть, понадобится операция). Детские книжки ее стихов хорошо принимаются и оплачиваются, но денег нет, накопились неизбывные долги и нужды.

Может быть, удастся устроить работу Марии Фед<оровне> Манс<уровой>. Она хорошо рисует, одно время расписывала подносы, игрушки, брошки, коробочки.

Сегодня у нас был ее муж Сергей Павлович. Оба они одни из самых дорогих мне людей на свете. Чтобы зимой иметь возможность писать свою книгу, С<ергей> П<авлович> продает свою библиотеку, исключительную по замечательному выбору книг. Как велико обаяние его и его жены, я и не пытаюсь рассказать. Семья сестры Марии Федоровны (Комаровской) в крайней нужде и бедах. Задача: помочь продать хоть несколько картин Ком<аровского>. Где-то в Сибири расписывает вывески этот замечательный художник[709].


Фил<ипп> Алекс<андрович> и Вольф играют в четыре руки Вагнера.

За синей портьерой Арсений — племянник Елизаветы Михайловны, сын ее сестры Екатерины Михайловны — рассказывал мне о Блоке, о Борисе Садовском[710], о старых старинных книгах (он собирает редкие антикварные книги и поэтов, главным образом, символистов), о музеях и собраниях фарфора, мебели, гравюр. Он очень болен («неопатик» — кажется, неточно я назвала эту нервную болезнь). Лечится у Хоромко. Мать еще надеется, что атрофия нервных мыщц может пройти, и он будет ходить.

Алекс<андр> Викт<орович> написал прелестную сказку о гнездовье диких гусей.

К нашей общей радости, пришел Сергей Павлович М<ансуров>.

Как-то вечером была у Вали Виткович (Затеплинской). У нее была гостья, скромная на вид девушка, геолог. Она была на Урале, на Новой земле. В тот же вечер через нее познакомилась с проф<ессором> Зильберминц[711] (хотела этот месяц — до работы в Детском саду приходить на несколько часов в день к двухлетней девочке профессора).


Он и его жена очень милые люди. У нас оказались общие знакомые (Вавочка, семья Ш<ик>). Через них и Марусю я вполглаза и вполуха заглянула в особый мир, который знает геология. Дух захватило, как интересно. Ох, как много всего на свете, о чем у меня нет, а если и есть, то весьма смутное понятие…

А позднее вечером я узнала, что работа моя в Дет<ском> саду уже пришла ко мне. Мою долю корректуры Женя передает своему двоюродному брату — Сереже Пр<едтеченскому>. Он живет в Москве, на 20 рублей в месяц. Недавно явился к Жене нарядный — сшил пальто из синей плюшевой скатерти, хорошо, что этот плюш похож на бобрик. В нем Сережа похож на плюшевого синего Мишку.


Где мой брат Владимир — в Воронеже ли или уже в Орле? Давно ничего не знаю и о брате Борисе.

Москва переполнена именем Фрунзе, его смертью, похоронами. О нем хорошо говорят все, кто знал и слышал о нем. И странные, почти невероятные комментарии о его болезни и смерти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное