Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

Перечитала уже напечатанную книгу Нины Яковлевны «Записки Петрушечника» — книгу, которую я знала еще в рукописи автора. Книжка, как и сама Нина Яковлевна, талантлива, умна, своеобразна. Чудесная книга.

Хожу в белую церковь на высоком зеленом холме. Как у нас умеют хорошо поставить церкви (выбрать место). Не мешает мне даже несколько фатоватый священник. Слушаю богослужение раскрытым сердцем. Я очень стараюсь, Валечка, быть «как следует». Я хотела бы, чтобы брат умер. Я слышала, что больных бьют, применяют физическое насилие. Не уныние, а непреодолимое и не проходящее ни на минуту неподъемное горе о нем. Люби меня, Валечка, очень люби меня.

В церкви я слышала от 80-летнего священника чудесный рассказ об одном монахе, который ухаживал за больными — усердно, терпеливо, неутомимо и кротко. Он пропускал иногда церковные службы, не строго соблюдал посты, братия жаловалась на его леность и небрежность к службам и постам. Старец же поклонился тому монаху и сказал ему: «Молись о нас грешных». Уход за больными старец ставил наравне с богослужением. Когда старичок говорил, сияло серебро его волос и бороды и светлым светом горели его большие черные глаза. А когда вышел с крестом в левой руке (левая рука его не поднимается), устал, весь потускнел, еле держался на ногах. Некоторые молящиеся, чтобы не заставлять его поднимать руку с крестом, земно кланялись ему, не подходя к кресту. Он несколько раз легкими движениями креста благословлял группы таких людей.

Монастырь. Огромна чудотворная древнерусская икона Богоматери. Наглый священник с бегающими глазами крикливо и митингово говорил о недостойном поведении патриарха Тихона и образовании обновленческой церкви. Я подошла к иконе. Около нее, в сторонке, в голубом с серебром облачении в золотой митре, седой, «как лунь», сидит на низенькой скамеечке старик и безмолвно плачет. Это бывший архиепископ Новгородский, очень любимый и уважаемый Новгородом, в критический момент упрошенный новгородцами пойти к обновленцам и «постоять за правду, чтобы молодежь не напутала».

В Старой Руссе он. уже год. Приехал сюда с черной бородой, а теперь весь седой от горя и позора. Как попал в банду обновленцев, — и некуда теперь ему податься. Его совсем затравили, им козыряют, вертят, как щепку.

«А какой был проповедник. Как заговорит — плачут, жалеют его, а все-таки не хотят молиться с ним, попрекают — зачем к обновленцам перешел, они не на правде стоят».

Во вторник — Крестный ход. Вся церковная Старая Русса раскололась: обновленцы из монастыря (где находится икона) и еще одна церковь понесут сами икону — не дадут в руки «неразумным старообрядцам».

А «новые старообрядцы» хотят нести староримскую икону сами, чтобы нечестивые «обновленцы» не касались, и не хотят идти вместе с обновленцами. Хотят взять копию с чтимой старорусской иконой и устроить отдельный Крестный ход с иконами из всех церквей.


7 августа. Старая Русса — Воронеж

О. Бессарабова — З. Денисьевской

Про грех и я не разумею… Особенно упорно не доходит до меня утверждение, что мир греховен и во зле лежит. Я старалась понять, но, хоть убей, не верю и не вижу. Какой уж там грех при такой скорби, боли, при всяких уронах, бедствиях, всяких законах «кому-нибудь быть пищей».

Против моего дома через улицу живут родители Мих<аила> Влад<имировича> Ш<ика> (мужа Наталии Дмитриевны). Я мало знала эту семью и только через призму Вавочки. Теперь я заново открыла Гизеллу Яковлевну да и Владимира Мироновича, и мне приятно и интересно бывать с ними, тем более что мы не навязчивы и не обязательны друг для друга. Она очень добра и жива, хорошо воспитана, интересно рассказывает, в некоторых случаях умна. Ходит с палочкой (высокой тростью) и стройной элегантной фигурой, и бурбонским носом, манерой держаться и седой головой напоминает дам Версаля 18 века. Вл<адимир> Миронович добродушен, спокоен и добр.


20 августа

Тревожные сны. От брата Бориса отгоняла смерть в образе худого солдата в рваной старой шинели. А больного кроткого брата Всеволода тщательно старалась очистить от насекомых.

За ранней обедней Святому Митрофанию Воронежскому помолилась о братьях, о городе Воронеже и обо всех, кого вспомнила — там.

Дама с изумрудами подошла в церкви и просила молиться за ее сына и внучку, со слезами сказала, что сегодня в церкви она поняла, что ее сын не годится мне в мужья — и это очень жаль.

— Помолитесь о нем.

Жду денег. Здесь буду до 1 сентября. Много писем — от Вавочки, Жени, Тани, из Долгих Прудов.

Думала о браке. Брак — ограда, за которую порядочный человек и не проникает. Вне брака (в обществе, где приняты определенные условия брака) тягостна и неизбежна возможность внимания близких людей в эту сторону.

И еще — жалость и преувеличенное представление о своей роли и значении в жизни другого человека.

Сколько тягчайших драм в этих двух ловушках! Это калитки в ад на этом свете. И в ряде случаев, когда обманщики жалеют обманутых жен (или мужей), неизбежна ложь и моральная трусость с примесью корыстных, житейски удобных (иногда недоосознанных) элементов.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное