Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Днем через весь парк прошла процессия девушек в ярких шелковых платьях (голубых, розовых и белых) с большой серебряной чудотворной иконой Богоматери. Пели: «Не имамы иные помощи, не имамы иные надежды… Ты нам помоги…» Шли они по главным аллеям. А над прудом стройно стояли олимпийцы из Дома отдыха, приготовившись купаться, плавать, нырять. Молча смотрели на Крестный ход с чудотворной иконой. День яркий, солнечный. Колокольный звон и здесь, и там, и дальше — все с новых сторон, нет края, нет конца, изо всех окрестных деревень.

Я издали пошла за процессией. И до самого Заболотья слышала звонкое по лесу пение девушек. В Заболотье крестьяне приветливо напоили меня молоком, угостили душистым теплым белым хлебом.

Попрощалась с березкой у дороги на опушке рощи. Волос мой, обвязанный вокруг ее ствола десять месяцев тому назад, поседел.

Утром (9 июля в Сергиевом Посаде) встала рано, не разбудив Вавочки, умылась, причесалась и вышла на балкон. Иоанн встал раньше меня. Потом пришли люди — Вавочка, матушка Дионисия, Виктор Константинович, Наталья Дмитриевна с Сергеюшкой и Мих<аил> Влад<имирович>, Валечка моя, Виткович-Затеплинская.

Для Вавочкиного Дома младенца и для меня Ив<ан> Сем<енович> нарисовал 14 контуров зверей для силуэтов. Рисунки эти, вероятно, издадутся, и эта изящная любезность художника будет и ему «на пользу». Виктор несколько скептически и юмористически спросил:

— На какую же пользу?

— Рублей 200, — спокойно ответил Ив<ан> Сем<енович>.

В конце березовой аллеи посреди улицы — а березы до неба — на склоне зеленого холма, а холм — высоко над лесами, скитами, озерами, вдали — на плаще, как на ковре-самолете, Иоанн дорисовывал зверей. Мельком зарисовал и проходящих вереницей на дальнем холме женщин с тяжелыми ношами хвороста и тонкими длинными стволами деревьев на одинаково согнутых спинах.

Перед обедом (пироги немного задержали обед) вышли опять на скат холма под тень солнечной березы — Иоанн, я, Виктор и Валя. Быстро налетала веселая гроза, грохотала издалека, потом совсем близко.

Батюшка Ярило,

Иван Купала, милый! Недаром ты говорил со мною грозами последних дней, утренними и вечерними зорями, запахом земли и неба после гроз!

Из скита шел О<тец> Сергий (Сергей Алексеевич Сидоров). Я пошла ему навстречу, пригласила зайти к нам от грозы — сейчас налетит, и пироги горячие, и мы все рады ему.

За столом диспут (не спор): Эллада, язычество, христианство первых веков и в средневековье, современный человек — интеллигенция, народ. Чудесно засветились и заискрились Иоанн и Сергей Алексеевич. Виктор приумолк, я рада была, что он не перебивал разговора шутками и что и ему было интересно послушать.

Иоанн заметил красивое движение руками О<тца> С<ергия> около протянутой на балконе веревки. Хотел незаметно показать мне — обратить мое внимание, а я, то же самое ему, и оба это поняли. Он весь вспыхнул от радости. А когда О<тец> С<ергий> уходил, я начала было, но не успела сказать (хотела, чтобы Иоанн проводил О<тца> С<ергия>). Иоанн сказал О<тцу> С<ергию>: «Я провожу вас».

Потом он вернулся, и мы вспоминали разговор за столом — то одно, то другое, не по порядку и удивлялись, как вспоминалось и говорилось одновременно.

О стихиях огня, воздуха, земли и воды. О средневековых аутодафе, ведьмах, инквизиции. О христианстве огнем и мечом. О выставке негритянских тотемов-идолов и об игрушках, вырезанных из дерева. Иоанн зарисовал почти все экспонаты этой выставки, оторваться не мог.

Об осмотре Троцким лаборатории ВЭИ — Павла Алекс<андровича> Флоренского с электрическим колесом, искусственной грозой в лаборатории, о колкости и ломкости воздуха, об опыте с «деревом»[703]… О книге Флоренского об электричестве. О спектакле Петрушек для Павла Алекс<андровича> и Василия Мих<айловича> (брата жены Флор<енского>)[704] в доме Ефимовых. О книге Нины Яковлевны (о Петрушках). О праздновании дня Ивана Купалы в Глинкове. Пили вино в поле на сенокосе. Осы искусали всех, а Ив<ана> Сем<еновича> не трогали. Он обиделся, а потом понял — осы не кусали его, потому что он именинник. И собаки его никогда не кусали.

…«Вы и представить себе не можете, как я вам рад». Эту фразу друг другу мы начали одновременно, только он закончил ее (или остановился) на слове «рад», а я с разбега докончила: «…Рада сегодня».

И потом я поняла: как раньше была бы я растворена (потрясена), какое значение имел бы для меня этот почти дуэт — в течение всего дня — с утра на балконе и до позднего вечера.

Я и была рада, но чуточку издали, издалека. Как через чистейшее тонкое совсем прозрачное стекло.

18 июля. Старая Русса

О. Бессарабова — В. Виткович-Затеплинской

Радость моя, Валечка, я записала рассказы в преданиях о Старой Руссе[705], об Ильмень-озере, Волхове, Новгороде, реке Полиссе (Полесье?). Как хотела бы я побыть с тобой в этих краях.

Я хорошо устроена — в хорошей комнате на втором этаже дома со старым садом — сад этот мне больше нравится, чем парк курорта, подчищенный и людный.