Читаем Марина Цветаева. Письма 1924-1927 полностью

О нашей жизни здесь. Все были больны, кроме меня. С<ергей> Я<ковлевич>, Аля, Мур (животная грызть). Шло непрерывное варение каш: всем разных. Теперь С<ережа> и Аля обошлись. Мур еще на диете, отощал и погрустнел.

Приехали дети А<нны> И<льиничны> — трое с еще ее родственницей [1077]. Живут все у А<лександры> 3<ахаровны> [1078]. Купаемся. У осла не были. Ежевику ели — ртом с кустов — раз. Варим варенье и жалеем, что не догадались раньше, в ваше пребывание. Это бы усластило память.

Много раз мысленно начинала Вам письмо, удерживала от написания — воспитанность: кодекс расставаний, требующий первенства от отъезжающего. Это письмо — не в счет, по другому руслу. Настоящее напишу позже, если дадите свой венский адрес [1079]. Хочу — в нем — рассказать Вам, как я с Вами познакомилась. Вы об этом не знали, я об этом — до кануна Вашего отъезда — начисто забыла. Теперь — вспомнила. Мне только нужна уверенность в единоличности. — Вот. —

Знайте, что Вы мне сейчас — родной.

МЦ.


Да! Найдите мне в Вене Stoll — Мифы (Mythen {241} или Griechische Mythologie {242}, очень известная книга) [1080] и подарите, непременно с надписью. Хочу, пока еще здесь, начать II ч<асть> Тезея — Федру [1081]. Вышлите в St. Gilles из Вены. Эта книга была у меня в России, только, если можно не избранные мифы, а полностью. Хотите, в благодарность перепишу «С моря»? [1082]

Книга, м<ожет> б<ыть>, для юношества — ничего. Возьмите самую полную.

<Приписка на полях:>

О письме не упоминайте [1083].


Впервые — Revue des Études slaves. С. 204. СС-6. С. 322–324. Печ. по СС-6.

100-26. В.А. Сувчинской

St. Gilles-sur-Vie, 6-го сентября 1926 г.


Добрый вечер, дорогая Вера Александровна!

Пишу Вам после ужина, в тот час, когда Вы с Петром Петровичем приходили, посему — обычное приветствие. (Только сейчас поняла, что Вы, непривычная к моей руке, еще ни одной буквы не поняли, и первую — р, например, или  поймете только в конце.)

Сначала о Муре, верней о Мурах — Вашем и моем. Ваш чудесен, лучше, т.е. четче, нельзя. Вышла даже дырка на штанишках. Лучшее Мурино или как говорит С<ережа> — мури́ное-изображение. Нежное спасибо Вам: океанский, вернее саха́рский Мур увековечен [1084].

Теперь о моем: мой, в данный час, неудачней вашего. Вот уже две недели на диете, желудок не налаживается, похудел. Чу́дный живот спал, становится, к моему огорчению (о Муре говорю), просто хорошо-глядящим ребенком. Мне этого мало. Говорит: Лель (Лелик) [1085], Аля и дядя, совсем отчетливо. Громко и многоречиво ругается (в маленьком садике) на прохожих. В 5 ч<асов> (после моря) перестал спать, два дня сряду дико баловался, пришлось прекратить. Мой «писательский» час еще урезался. Либо мо́ю посуду — Аля с Муром, либо Аля — посуду, я с Муром.

С<ережа> и Аля (животы) наладились, С<ережа> очень похудел. В данный час терзается угрозой хозяйки потянуть нас к мировому за стирку (фактически: ополаскиванье двух детских штанов) в комнате… Когда я ей кротко возразила, что ополоснуть не есть стирать, она послала меня: «dans le derriére du chien voir si j'y suis» {243}, на что получила созерцательное: «Vous у êtes sûrement» {244}. Грозится жандармами и выселением… Целые дни шепчется с разными дамами и куаффами, носится по городу, шепча и клевеща. Ваша хозяйка, очевидно, будет лжесвидетельницей.

Боюсь себя на суде: 1) юмора 2) откровенности и чтобы не насчитывать — общего ПОДЪЕМА… далеко́ заводящего!

Как пример: Лелика, спокойно сидевшего с Алей на присту́пеньке за книжкой, выгнала из сада с воплями: «Assez d'étrangers dans mon jardin!» {245}, на что Аля потом, целый день пела (напев «Il était une bergére») — «И était une Madame — ron, ron, ron, ron, petit patapon — il était une Madame — qui gardait son jardin comme un chien, qui gardait son jardin comme un chien» {246}.

_____

Погода разная. Еще купаемся. Андреевские дети на суше великаны, в воде тритоны [1086]. Я в жизни не видела такого купанья. Вода для них воздух, — проще воздуха. Выйдя на́ берег, перешвыриваются — как фокусники шарами — целыми глыбами. Все трое черные, все трое огромные (крохотный — куда меньше Али — 14-летний младший внезапно, в 4 месяца, вырос с Сережу), все трое ловкие. Таких здесь нет, да и нигде нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза