Читаем Марина Цветаева. Письма 1924-1927 полностью

Из Совр<еменных> Зап<исок> ушла — вежливо и громогласно — за публичное обвинение Вишняком [1297] (одним из редакторов) — Вёрст — в погромности [1298]. О «Возрождении» и «Посл<едних> Новостях» нечего и говорить, «Дни» давно кончились. Не печатаюсь нигде. Из всей загран<ичной> печати — Воля России, пребывшая верной, и Вёрсты, между нами зависящие (говорю о существовании их) исключительно от доброй воли, вернее самоволия Св<ятополк->Мирского, достающего на них — по фунту, по два — деньги у англичан. Очень капризен, временами ГРУБ (перепечатка во II № омерзительной Москвы Белого и Алданова — Тынянова, всеми читанного, дело его рук [1299]. Иначе — к черту Вёрсты! Между нами!)

Но — неожиданное везение. Нашелся издатель [1300] для моей последней (1922 г. — 1925 г.) книги стихов, бо́льшей частью возникшей в Чехии. (Чехия минус два первых берлинских месяца.) Издатель, очень любящий мои стихи и хотящий, чтобы они были. Книга (ТОЛЬКО ВАМ!) называется ПОСЛЕ РОССИИ — хорошо? Я в этом названии слышу многое. Во первых — тут и слышать нечего — простая достоверность: все — о стихах говорю — написанное после России. Во-вторых — не Россией одной жив человек. В-третьих — Россия во мне, не я в России (Сережины слова [1301], уходя на Дон. NB! Для нас Россия была Москва). В-четвертых: следующая ступень после России — куда? — да почти что в Царство Небесное!

А в общем название скромное и точное.

О книге никому ни слова (выйдет осенью!) — СГЛАЗЯТ. Здесь никому не говорю.

_____

Живем вблизи большого мёдонского леса, наша Avenue Jeanne d'Arc в него входит. Но к сожалению, окраина леса заселена семьями и парочками, а дальше, с Муром, круто. Нужно идти по крайней мере полчаса, чтобы обрести лес. Полчаса моих — с Муром полтора часа. В Чехии было лучше.

Мур очень большой, говорит — все для него необходимое, кудрявый, красивый, толстый, ловкий, — изящный медведь. Одолевает живостью, весь день погоня за ним по всем комнатам. Всё трогает и присваивает. В общем — настоящий здоровый (тьфу, тьфу, не сглазить!) ребенок, была бы няня — все было бы просто. Але няня не была нужна — были. Муру необходима — не будет. Ласков, не терпит расставаний, отца любит больше всех. Первая его самостоятельная фраза была: «Нало́ду масса» с — через несколько дней — прибавлением — «де́ни мало» (Народу масса, денег мало). Этим встречает, занимает и провожает всех чужих.

_____

Слишком много черной работы и людей. Вот мой вздох. Все утра пропадают: 4 раза в неделю рынок, нельзя пропускать. Остальные три — случайность насущных и насущность случайных дел. Кроме утренней еды всем и готовки обеда — ну, белье сосчитать, ну — выстирать, ну — срочно зашить, много — ну. Аля очень помогает, но от природы медленна, это часто раздражает. В общем хорошая здоровая красивая девочка — очень красивая, хорошеет день ото дня. Уже почти с меня ростом, будет больше.

Не учится. Когда есть время — читает.

— О распорядке дня. После завтрака — (около часу) — прогулка с Муром приблизительно до четырех, в 4 <часа> все опять хотят есть — кто хочет, кто должен — так, до 5 ч<асов>, а в 5 ч<асов> — только сядешь за тетрадку — какой-нибудь гость, всегда редкий (п<отому> ч<то> знакомых — туча!) — даже сердиться нельзя. Нужно кормить, в 7 ч<асов> обед, а потом чай, а потом Мур идет спать, а потом я уже больше ничего не могу и не хочу. День раздроблен, сплошные «фрагменты».

За зиму написала — меньше половины Федры, письмо к Рильке (поэма), прозу о Рильке: ТВОЯ СМЕРТЬ (около двух листов), которую и предлагаю Вам для перевода. Содержание: о соседстве могил, — рассказ о смерти M-elle Jeanne Robert — рассказ о смерти русского мальчика Вани — попытка истолковать смерть Рильке. Лирическая проза. Вещь будет переведена на франц<узский> и на немецкий, была бы счастлива, если бы Вы перевели ее на чешский [1302]. Вещь вне-национальная, н-а-д-национальная. Пойдет в след<ующем> № «Воли России», пришлю уже в корректуре. Кажется — хорошая вещь. Ведь Россия на смерть Рильке ничем не ответила, это был мой долг. (Россию он любил, как я Германию, всей непричастностью крови и свободной страстью духа.) В предпоследнем письме его вопрос: как слово «Nest — in Deiner Sprache, die so nah ist, alle zu sein»… {290} [1303]

Поэма к нему пойдет в № III Верст.

(Сейчас, кстати, жду его секретаршу, русскую, работавшую у него два последних месяца его жизни [1304]. Боюсь только — судя по ее письмам — простовата. У меня впечатление, что для нее Р<ильке> просто большой поэт и хороший человек. — Напишу).

_____
Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза