Любить я тебя, конечно, буду больше, чем кто-либо когда-либо, но не по своему масштабу. По своему масштабу (всей себя, себя — в другом, во всем) — мало. Я как-то втягиваю в любовь такое, от чего она не сбывается, рассредотачивается, разрывается. У других развивается дважды: как развитие (постепенность) и как
И возвращаюсь к первой половине письма. — А может быть — именно Бог???
Впервые —
31-27. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Совсем кончила книгу [1339]
. Давайте повидаемся! Когда? Занята только во вторник (нынче четверг). В воскресенье или понедельник? Ответьте. Целую Вас.Впервые —
32-27. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Будем у Вас, С<ергей> Я<ковлевич> и просто — я, в среду. У С<ергея> Я<ковлевича> к Вам евразийское дело. Если нельзя, известите.
Одного места, верней одной буквы в Вашем письме я не поняла: «Я же /
Получила письмо от — давайте, просто: — Полячихи (Zinà) [1340]
, нынче с тоской в сердце еду завтракать. С<ергею> Я<ковлевичу> нужен старый фрак для к<амуфляж>а, потому и еду. (Как Вы думаете, есть у Zinà старый фрак??)— О чем узнаете в среду.
Целую Вас, нынче суббота.
P.S. Нельзя ли лечить Zinà внушением? То́, что она ничего мне не дает — болезнь.
Впервые — Русская газета. С. 12. Печ. по тексту первой публикации, сверенной с копией с оригинала.
33-27. Б.Л. Пастернаку
<
Письма Пастернаку отправлены: 8-го мая (воскресенье, ответ на Леф) и 12-го мая (четверг) о потонувшем мире [1341]
.Дорогой Борис. Твое письмо не только переслано, но прочитано и переписано [1342]
. Искушение давать читать его всем, морально: чтобы Мирскому меньше было, а фактически: чтобы до Мирского дошли одни клочья. Сейчас не знаю, что́ хуже: держать твое письмо не мне, а Мирскому в руках (собственной рукой нанося себе удар, наносить ему радость) или в час, когда мне нет письма — за редкими исключениями каждый час моей жизни — думать, что вот сейчас, именно в эту минуту, оно (т.е. мое), минуя меня, в руках у Мирского. Словом, ревность — до ненависти. Полная растрава. Прочтя те места твоего письма, где ты оправдываешься — «Я не знаю, почему это так. Это знает М<арина> И<вановна>» — я не удержалась и «Олух Царя Небесного!». И Аля, присутствовавшая, спокойно: «Вовсе нет. Он —Полушучу, полузлюсь, целостно <
Два последних письма к тебе (в этом, к Святополку-Мирскому, свято-полчьем, неполученных) отправлены 8-го и 12-го мая. Первое — в ответ на Леф [1347]
(«Нашей поэме — цензор заря» [1348], отрывок, это я тебе как веху), второе — по-рассветное, о мире запретном, не имеющем взойти со дна.