Читаем Марина Цветаева. Письма 1924-1927 полностью

Пишу Вам на лекции Ильина «Евразийство как знак времени» [1365] и вспоминаю строку Рильке [1366]:

«Ueber der wunderlichen Stadt der Zeit» {306}


(Правда, — Вавилон встает?)


и свои собственные:

Ибо мимо родиласьВремени! Вотще и всуеРатуешь. Калиф на час —Время! — я тебя миную [1367].

И еще кузьминское:

«Что́ мне до них» [1368]

(в моем применении — времен)

Простите за карандаш, но — лектор наверное думает, что я записываю — неудобно просить чернил.

До свидания!

МЦ.

Да! А Вы не можете меня звать просто — Марина?


Впервые — ВРХД. 1979. № 129. С. 126–127. СС-7. С. 48. Печ. по СС-7.

36-27. C.H. Андрониковой-Гальперн

<Июнь 1927> [1369]


Дорогая Саломея,

Почему не были на евразийском обеде? Было чудно. Ждали Вас чуть ли не целый час. Очень хочу Вас повидать, напишите когда. Целую вас.

МЦ.

Четверг

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc


Кончила новую вещь — Поэму Воздуха [1370] — которая никому не нравится — et pour cause {307} (NB! воздуха!)


Впервые — СС-7. С. 107. Печ. по тексту первой публикации.

37-27. Л.И. Шестову

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

28-го июня 1927 г., вторник.


Дорогой Лев Исаакович,

1) В субботу, 2-го мы с Вами обедаем у Путермана [1371], — хотите поедем вместе? Буду у Вас в 7 ч<асов>, не позже, вместе отправимся. Отвечайте только, если не можете.

2) Внезапно вспомнила, что Свят<ополк>-Мирский переводит мою Поэму Горы для какого-то франц<узского> журнала, — не для Commerce [1372] ли? Если да, С<ув>чинский, в Вашем разговоре с ним, неизбежно на это сошлется, — так имейте в виду: Поэма Горы всего-навсего 200 строк, при половине гонорара Мирскому мне останется в лучшем случае — франков 300, 350 фр<анков>. По сравнению с возможностями прозы это мало и скорее походит на испорченную возможность.

Должна Вас предупредить, дорогой Лев Исаакович, что С<ув>чинский моей прозы тоже не любит, хотя не так воинственно, как Св<ятополк>-Мирский. Когда Вы начнете о прозе, он сразу заговорит о стихах, прибегнет к отводу.

Было бы хорошо, если бы Вы заговорили о реальной вещи, а именно о прозе памяти Рильке, которую знаете, о вещи читанной и одобренной Вами, уже принятой Nouvelle Revue Française [1373], но которую бы, в виду гонорара, желательно поместить в Commerce.

Нужно С<ув>чинского зарядить — либо именем Рильке, либо любимостью его французами, либо самой вещью, либо вопросом гонорара, — не знаю что для такого эстета действительнее.

Мне кажется, успех будет не из легких. Да! еще одно: он вещи не знает, будет и этим отговариваться.

Главная линия в разговоре: стихи не кормят, кормит проза, а проза у меня есть, — и она все равно появится, весь вопрос где.

Простите за скучное и тщательное, совсем не мое, письмо, — совсем не письмо!

Итак: 1) в четверг вижу С<ув>чинского и сообщаю о Вашем желании повидаться с ним перед отъездом.

2) В субботу в 7 ч<асов>, немножко раньше, заезжаю за Вами и вместе едем к Путерману, которого зовут Иосиф Ефимович, — на случай Вашего утвердительного ответа ему.

Мне же отвечайте только, если поедете не из дому.

Еще раз простите и спасибо за доброту и тяготу. Сердечный привет от С<ергея> Я<ковлевича> и меня.

МЦ.

P.S. С<ув>чинский и М<ир>ский до того не выносят моей прозы (особенно М<ир>ский) [1374], что, даже не читав им, отдала прозу о Р<ильке> в Волю России.


Впервые — ВРХД. 1979. № 129. С. 127–128. СС-7. С. 48–49. Печ. по СС-7.

38-27. Л.И. Шестову

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc,

9-го июля 1927 г.


Дорогой и милый Лев Исаакович,

Разве Вы не знаете, что для меня дважды нет дождя 1) п<отому> ч<то> есть, т.е. как всё в природе — люблю 2) даже если бы не любила, Вас — люблю и ни с каким ливнем бы не посчиталась.

Не приехала потому, что 5 ч<асов> сряду сторожила, т.е. содержала под домашним арестом ядовитую воровку и шантажистку, ошельмовавшую всю русскую колонию и пуще всех — меня. При встрече расскажу, но думаю, что до меня прочтете в газетах.

Рвалась к Вам каждую минуту, а шантажистка — ко мне, хватала за ноги и за руки, умоляя отпустить. Не отпустила и не жалею.

История ее двухдневного пребывания у меня — роман, за который дорого дали бы Последние Новости.

Ошельмованы: Земгор [1375] (Руднев!) д<окто>ра: Пасманик [1376], Зернов [1377], Вальтер [1378], церковь Дарю [1379], — кламарцы, шавильцы, медонцы [1380], — всех не упомню и не перечислю. Гениальная актриса.


Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза