Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

«…Это было её частное дело: хотела – жила, хотела – вешалась! – так отреагировала жена Асеева Ксения (Оксана) Синякова-Асеева. – Но представляете себе, вваливается к нам её сын с письмом от неё, она, видите ли, завещала его Асееву и нам – сёстрам Синяковым! Одолжение сделала! Только этого и ждали… Он же мужик, его прокормить чего стоит, а время какое было?! Конечно, мы сразу с Колей решили – ему надо отправляться в Москву к тёткам, пусть там с ним разбираются! Ну, пока мы ему поможем, конечно, пока пусть побудет у нас, ему надо было выправлять бумаги, пропуск в Москву доставать. А когда он собрался уезжать, он стал просить оставить у нас архив матери, её рукописи в Москве, говорит, бомбёжки, пропасть могут. Коля, как услышал о рукописях, руками замахал: „Ни за что, – говорит, – этого мне ещё не хватало, Хлебников оставил архив у Маяковского, сколько потом на Володю собак вешали! Это не оберёшься неприятностей“. Мур говорит: „Ну, тогда хоть тетради её оставьте, это самое ценное, я боюсь их везти с собой, возьмите их“. Коля взял одну тетрадь, открыл наугад. „Что, – говорит, – здесь о Пастернаке?! Ни за что не возьму, забирай всё с собой, не хочу связываться!..“ Это же подумать только, какую обузу на себя брать! Лучше она ничего не могла придумать?!. Он целую авоську рукописей хотел Коле оставить, а Коля сказал: „Это мне потом всю жизнь с архивом Цветаевой не разделаться! Сдавай всё в Литературный музей, да и дело с концом“. – „Нет, – говорит, – ни за что не отдам в музей, я им не доверяю“. Это почему же он им не доверяет? Государственному учреждению – и не доверяет?»[132]

Комментарии, как говорится, излишни. Тем не менее именно Асеев прописал Мура на своей жилплощади, а потом стал хлопотать об отправке Эфрона на учёбу в Москву, где у того имелись родственники.

* * *

Мур… Случилось то, чего больше всего боялась Цветаева: её сын оказался брошен на произвол судьбы. Но после трагической смерти матери Георгий, ставший невольным виновником её смерти, пытается всеми силами спасти бесценное цветаевское наследие – рукописи. Мур с невероятными трудностями довозит весь архив в военную Москву, оставив у тётки, Елизаветы Яковлевны. В столицу Мур попал из интерната Литфонда в Чистополе, куда его устроил Асеев. В интернате Эфрон не пробыл и месяца.

Москва в конце сорок первого на военном положении, враг одной ногой в опустевшей столице. Комендантский час, проверка паспортного режима. Мур обращается к Эренбургу, который советует уезжать в эвакуацию либо в Среднюю Азию, либо… обратно в Чистополь. С пропиской помог Лебедев-Кумач. Однако обстановка на фронте резко обостряется, из Москвы потянулись эшелоны с эвакуированными.

Из дневника Георгия Эфрона:

«15 октября 1941 года…По городу всё больше и больше эвакуирующихся или у которых такой вид. Их можно узнать по количеству хлеба на дорогу и по тому, что они нагружены, как ослы.