Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

«Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н.Н. Асееву. Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом – сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадёт. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте».

Третье было адресовано Асееву:

«Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сёстры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь – просто взять его в сыновья – и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает. А меня – простите. Не вынесла. МЦ.

Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите с собой. Не бросайте!».

Будь мужественен, дорогой читатель, мы ещё не закончили. Все три письма – об одном: они взывают о помощи! О помощи её сыну. После того как рядом с Муром уже не будет главной его защитницы – матери.

Когда-то, в семнадцать лет, Марина уже пыталась повеситься. «Только бы не оборвалась верёвка! А то – не довеситься – гадость, правда?» – писала она в прощальном письме сестре Анастасии.

В этот раз верёвка не оборвалась…

В свидетельстве о смерти секретарь горсовета напротив строчки о профессии покойной вписал: «эвакуированная». Из близких на похоронах не было никого. Даже Мура.

После ухода с кладбища на его краю останется лишь свежий холмик. Ни креста, ни единого цветочка. Страна, обливаясь кровью, отбивала самое грозное вражеское нашествие. Кому было дело до какой-то «эвакуированной», кончившей жизнь самоубийством?

Позже смерть Цветаевой кто-то назовёт «анонимным уходом в никуда»…

* * *

Таруса, 1979 г.

Помню, ранней весной 1979-го мы с товарищем приехали в Тарусу. Милый городок в Калужской области, на берегу извилистой Оки. Недалеко отсюда, в Ферзиково, служил наш школьный друг, к которому и приехали. Однокласснику дали увольнительную, и мы целый день гуляли по Тарусе. До сих пор у меня в памяти остались старые берёзы и укрытая белоснежным покрывалом спящая Ока.

Как ни покажется странным, о Тарусе до этого мы никогда не слышали. Но, разговорившись с местными, к своему удивлению, выяснили, что городок этот – обитель русских художников и поэтов.

– Да и вообще, здесь же поленовские места! Невозможно такое не знать! – вдруг обиделись местные. – Всё самое красивое и бесценное из творчества Василия Поленова было создано им именно здесь, в Тарусе, на берегах Оки…

– Спасибо-спасибо, – киваем мы, любуясь неслыханной красотой местных пейзажей.

– А ещё… А ещё здесь не так давно схоронили Ариадну. Дочь Цветаевой, небось слыхали? – делает очередную попытку достучаться до нас какой-то старожил.

– А-а…

– Тут вон, недалече, на кладбище… Про Цветаеву-то слыхали?

– Ну да, стихи хорошие писала, – окончательно смущаемся с товарищем.

– Эх, вы! – укоризненно посмотрел в нашу сторону один из старожилов. – О Марине Ивановне разговор отдельный, а здесь лежит её дочь. Да и фамилия другая – Эфрон, по отцу. А вот родная сестра Марины Ивановны, Анастасия Ивановна Цветаева, жива-здорова. Ей, голубушке, ох как достало-ось…

– А-а…

Мы ничего не знали и не понимали. Просто кивали и слушали, к нашему стыду. Так и расстались с местными: мы – смущённые, они – возмущённые. И это смущение я не изжил в себе спустя десятилетия…

Судьбы Ариадны Эфрон и Анастасии Цветаевой оказались страшными.