Читаем Марино Фальеро, дож венецианский полностью

Марино Фальеро, дож венецианский

Ты руку рубишь — голову рублю я;Ты к школяру — к учителю я с розгой;Ты Стено мстишь — Сенат караю я.Могу ль я медлить ради личной злобыС огромным, полным, всесторонним мщеньем,Палящим все, как тот огонь небесный,Что пал когда-то, — и горячий пеплДвух городов был залит Мертвым морем?

Израэль

Ступайте ж на посты. Я задержусьИ дожа провожу до места встречи,Удостоверюсь, нет ли где шпионов,За ним следящих. А потом бегуК моим бойцам, сжимающим оружье.

Календаро

Прощай же — до рассвета.

Израэль

Всем успеха!

Заговорщики

Все будем в срок. Вперед! Прощайте, дож!

Заговорщики приветствуют дожа и Израэля Бертуччо и удаляются во главе с Филиппе Календаро. Дож и Израэль Бертуччо остаются.

Израэль

Ну, враг — в тенетах и не ускользнет!Теперь ты — подлинный монарх, чье имяСлавнее славных обретет бессмертье.Свергал царей народ свободный; цезарьПал не один; диктаторов крушилиПатриции; патрициев — плебейскийПронзал клинок. Но был ли князь, вступившийС народом в заговор свободы — жизньюЗа вольность подданных своих рискуя?Спокон веков князья трудились втайнеВо вред народу, цепь с него снимаяЛишь для того, чтоб дать оружье противНародов братских, чтоб ярмо рождалоЯрмо, и смерть и рабство лишь дразнилиПасть ненасытного Левиафана[46]!Теперь — о нашем деле; риск велик,Награда — больше. Что же вы недвижны?Вы миг назад весь были — нетерпенье!

Дож

Итак, все решено? И все погибнут?

Израэль

Кто?

Дож

Близкие мои по крови, дружбе,Трудам и дням, — сенаторы.

Израэль

Вы самиПроизнесли им правый приговор.

Дож

Пожалуй, правый, для тебя — бесспорно.Ты патриот, плебейский Гракх[47], оракулМятежников, трибун народный; что жеТебя хулить? Ты действуешь, как должен.Ты попран ими, притеснен, униженКак я, — но с ними ты не вел бесед,Ты хлеба с ними не делил и соли,Ты кубка их не подносил к губам,Не рос ты с ними, не смеялся вместе,Не плакал, в их кругу не пировал;Не отвечал улыбкой на улыбку,Не требовал улыбки их в обмен,Им не вверялся, не хранил их в сердце,Как я! Взгляни: я сед, и так же седыСтарейшие в Сенате; но, я помню,Их кудри были черными как смоль,Когда мы вместе за добычей гналисьМеж островов, отбитых у неверных!И видеть всех — утопленных в крови?Сталь в их груди — мое самоубийство!