Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

или оч<ень> неловко и ложное самолюбие не позволяет сказать: «извините – ошиблась» – или ей поспешили написать (Зайцевы, по-моему): «не обращайте внимание на письмо Б<унина> – он просто хочет вывернуться как-нибудь»… Ведь З<айцев> недавно так почти и написал мне: «Все-таки твой поступок так почти всеми понят как протест против исключения советских». И я ему ответил, что это «всеми» – его выдумка – и т.д. [ЗВЕЕРС (III). С. 135]

Впоследствии Бунин также обвинял Зайцева в попустительстве клеветнической компании, развязанной против него на страницах газеты «Русская жизнь», где в редколлегии тогда заправлял делами секретарь СРПиЖ В.Ф. Зеелер – человек добропорядочный, с незапятнанной в глазах либерально-демократической общественности репутацией, а среди авторов из числа «отверженных» подвизались бунинские враги Нина Берберова и Иван Шмелев. Известна злая эпиграмма Бунина, датируемая 1947 годом, когда «Русская мысль», как он жаловался Алданову, его «травила»:

В «Русской мысли» стервы вой,
Сохрани меня Бог от Берберовой [WITCZAK. С. 43].

Реакция Бунина во многом носила сугубо эмоциональный характер. Никаких фактов, свидетельствующих о недостойной их полувековой дружбы активности Зайцева в «Русской мысли» и где бы то еще у него не было. Здесь уместно привести мнение Марка Алданова на сей счет. В письме к В. Маклакову от 5 ноября 1954 года в ответ на его негодование на чрезмерное восхваление Б. Зайцева-писателя в журнале «Возрождение» он пишет:

Действительно, Вы справедливо возмущаетесь тем, что «Возрождение» серьезно сравнило Зайцева с Чеховым, да еще с предпочтением первому. Но я не уверен, что Борис Константинович <Зайцев>, хотя бы формально, член редакции «Возрождения». Покойный Бунин (единственный эмигрантский писатель, которого, по-моему, можно было сравнивать с Чеховым по таланту) всегда это мне говорил, – т. е. то, что Зайцев негласно принимает участие в редактировании литературных отделов и «Возрождения», и «Русской Мысли». Однако я делал поправку на то, что Бунин не выносил Зайцева ни как писателя, ни как человека, и приписывал его влиянию резкие отзывы о нем, Бунине, в этих двух изданиях. Это последнее его утверждение (козни против него) я всегда отрицал в разговорах с ним и всегда говорил, что Борис Константинович очень порядочный человек (добавлю, и хороший писатель) [МАКЛАКОВ. С. 179].

Борис Константинович Зайцев никогда не заявлял себя в качестве интригана и имел стойкую и заслуженную репутацию высокоморального, порядочного человека. Неприглядная роль, которую он сыграл в конфликте Бунина с Цетлиной, не являлась с его стороны выплеском давно накопившихся негативных эмоций, в том числе пресловутой «писательской зависти» по отношению к более преуспевшему на литературной стезе другу. То, что он пошел войной против Бунина и, по умолчанию, его ближайшего окружения, свидетельствует об исключительно высоком накале идеологического противостояния между «обновленцами» и «непримиримыми». Такие «непримиримые», как Борис Зайцев, играли в этом конфликте «на разрыв аорты» и готовы были жертвовать самым для них дорогим. Они свято верили, что их ставкой являлся жизненный импульс всей русской диаспоры, отстаивающей у обрубившей свои исторические корни родины, право на сохранение ее векового культурно-религиозного наследия.

Последнее письмо Зайцева Бунину, датированное 9 октябрем 1953 г., застало Бунина уже при смерти. В нем имеются такие вот трогательные строки: