Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Ваша жизнь, Вы пишете, прожита даром! Я готов убрать этот восклицательный знак, если считать, что всякая человеческая жизнь живется даром и что никто после себя ничего не оставляет. В таком взгляде, конечно, была бы немалая доля правды. Книги, или картины, или ученые труды человека живут много пятьдесят лет, музыка немного дольше. Приблизительно столько же хранится память о человеке, который памяти стоил, хотя бы ни одной строчки он не написал. Затем забывают по-настоящему – как что-то, а не как звук – и тех и других. Есть счастливые исключения, но ведь, скажем правду, они в громадном большинстве случаев «бессмертны» мертвым бессмертием. Никто ведь, правду говоря, не читает ни Данте, ни Аристофана, или читают их раз в жизни, в молодости, чтобы можно было больше к ним никогда не возвращаться (Екклезиаст и «Война и мир» не в счет). Помнят имя. И если чего-нибудь стоит такая формальная память, то Вам этот вид памяти обеспечен как знаменитейшему русскому оратору периода, который, верно, будут помнить долго. Историки, даже самые враждебные, должны будут в своих трудах к Вам возвращаться постоянно [МАКЛАКОВ. С. 61].

После войны при активном содействии американцев и их союзников на Западе возникает множество эмигрантских объединений, созданных как эмигрантами «первой», так и «второй» волны. Алданов не принимал личного участия в работе этих политических союзов, однако хорошо знал их ведущих деятелей из числа «старой гвардии», переписывался и встречался со многими из них и в Париже, и в Нью-Йорке, куда время от времени наезжал. Это делало его человеком хорошо осведомленным во внутренней кухне послевоенной эмигрантской политики, которая, судя по всему, не вызывала у него симпатии. В первую очередь это касалось не столько теоретических разногласий, как глубокого личного отчуждения от большинства представителей нового контингента русских эмигрантов – так называемых Ди-Пи (DP, англ. – «displaced person», т.е. «перемещенные лица»), поскольку среди них было немалое число «власовцев» и других бывших пособников нацистов. Вне зависимости от степени былой сопричастности к фашизму все эти новые антикоммунистические организации и союзы в своих идейных программах игнорировали Холокост, считая его лишь одним из многих трагических эпизодов Второй мировой войны. Ни о каком «раскаянии» и тем более «публичном отречении от своего прошлого» этих «добросовестно заблуждавшихся» борцов с большевистской заразой не могло быть и речи. Актуальность в лице Великого и Могучего Советского Союза диктовала иную ретроспективу видения недавнего прошлого – в связи с коммунистической угрозой всем ультраправым была дана индульгенция на всепрощение, а о «мелочах» по умолчанию предлагалось «забыть», обо всем этом идет речь в переписке Алданов – Маклаков, см., например, [МАКЛАКОВ. С. 9, 44 и 45].