Марки королевы Виктории

— На этом сделаем перерыв, Сэмми, — сказал он со вздохом. — Я прерываю допрос в… — он посмотрел на часы, висевшие над столом, — один час восемь минут. Время ленча, Сэмми, воскресного ленча. Где вы будете есть?

Старлинг с удивлением на него посмотрел. Хотел было сказать: «Дома», — но потом заколебался.

— Я бы не советовал вам возвращаться домой. Сейчас в вашей усадьбе прохода нет от репортеров и телевизионщиков.

Осознав сказанное, Сэмми поник и словно стал ниже ростом.

— Как вы смотрите на то, чтобы навестить мистера и миссис Купер? — высказал предложение Брок.

Старлинг ненадолго задумался.

— Что ж… я полагаю…

— Хотите им позвонить? Мы можем отвезти вас к Куперам прямо из дивизиона и отрядить человека к вам домой, чтобы он взял вещи, которые могут вам понадобиться. Что, если этим займется Марианна? Она сейчас находится у ваших соседей, но скоро пресса об этом пронюхает и нагрянет туда. Ну так как — нам отвезти ее к Куперам?

— Не думаю… не думаю, что в этом есть смысл. Я знаю людей, имеющих отношение к португальскому посольству, которые дружны с семьей Евы. Возможно, они позаботятся о ней…

Брок, возвышавшийся словно башня над маленьким и поникшим Старлингом, провел его к двери. Когда дверь распахнулась, Брок сделал шаг в сторону, чтобы пропустить его вперед. Старлинг посмотрел на него снизу вверх и сказал:

— Это может случиться с кем угодно и когда угодно, мистер Брок. Не забывайте об этом.

— О чем это вы, Сэмми?

— О том, что человек в любой момент может лишиться всего, что у него есть. Мы просто мешки с картошкой, на короткое время оживленные. Мы ни над чем не властны и ничем не управляем.

Брок с удивлением на него посмотрел, но ничего не сказал.

— Это и с вами может случиться, мистер Брок. Возможно, сегодня днем. Или завтра. Или на следующей неделе.

Он повернулся и вышел из комнаты.

На другом мониторе Брен пытался разговорить чрезвычайно некоммуникабельного Марти Келлера. В ответах бывшего инспектора полиции не чувствовалось ни на гран скрытой агрессии или хотя бы протеста, а в лице и тоне сквозили лишь пассивность, полнейшая отрешенность и равнодушие к происходящему, которые подметил в нем Брен, когда несколькими днями раньше вел за ним наблюдение. При всем том глаза Келлера жили, казалось, какой-то своей отдельной жизнью. Их взгляд метался по комнате для допросов, исследуя малейшие изменения в ней с тех времен, когда он сам беседовал с задержанными десятью годами раньше. Его взгляд не задерживался лишь на одном объекте в этой комнате — на Брене.

— У вас проблемы, мистер Келлер? — сказал Брен, у которого подобная манера поведения задержанного вызывала раздражение.

— Извините?

— Вы не смотрите на меня. Это что — представляет для вас проблему?

— Проблему? Нет, — сказал он, но продолжал смотреть на стол прямо перед собой.

Брен глубоко вздохнул.

— Вступали ли вы в какой-либо форме в контакт с мистером Сэмюелем Старлингом или с кем-либо из членов его семьи в течение последних шести месяцев?

Келлер покачал головой.

— Прошу вас дать словесный ответ.

— Нет, не вступал.

— Вы не видели его, не писали ему писем, а также не посещали его частных владений и не встречались с его женой за указанный период?

— Нет.

— Вступали ли известные вам люди в контакт с мистером Старлингом или его женой за этот период?

Келлер некоторое время обдумывал этот вопрос.

— Нет. — Казалось, его нисколько не интересовало, почему ему задают все эти вопросы.

— Вы в этом уверены?

— Уверен.

— Вы просили кого-нибудь за последние девять лет, начиная с июня 1988 года, когда вас признали виновным в совершении определенных уголовно наказуемых деяний, сообщать вам о местопребывании, деятельности и жизненных обстоятельствах мистера или миссис Старлинг?

Келлер поднял глаза к потолку.

— Это слишком широкий вопрос. — Даже однократное изменение в системе односложных отрицательных ответов явилось, по мнению Кэти, облегчением для Брена.

— Да, это широкий вопрос. Ответьте на него, пожалуйста.

— Ну, я вполне мог спросить брата о том, что поделывает Старлинг, особенно в первое время. Пока не потерял к нему интерес.

— Как давно вы потеряли к нему интерес?

— Ну, может, четыре… пять лет назад.

— Почему?

— Просто с течением времени начинаешь понимать, что важно, а что — нет. Сэмми Старлинг стал неважен для меня.

— А что важно для вас, мистер Келлер?

Созерцавший потолок Келлер, избегая смотреть на лицо Брена, медленно опустил взгляд, который в конце концов уперся в пол.

— Прожить сегодняшний день.

— Примерно год назад у вас был тяжелый стресс.

— Правда?

— Так сказано в вашем досье.

— Неужели?

— Отвечайте на мой вопрос, пожалуйста.

— На какой вопрос?

— Переживали ли вы депрессию с июля по сентябрь прошлого года?

Келлер с минуту помолчал, потом кивнул:

— Да.

— Что явилось причиной этой депрессии?

Келлер, придя в некоторое возбуждение, покачал головой и в очередной раз возвел глаза к потолку, задержав внимание на объективе камеры слежения, установленной в верхней части стены, так что у Кэти возникло впечатление, будто он смотрит на нее в упор.