Летом 1707 года по Морскому рынку Петербурга шёл крепкий сухощавый мужчина лет сорока (или несколько старше; по его моложавому лицу истинный возраст трудно было определить) в иноземной одежде. В руках он держал трость, которой энергично отмахивался от попрошаек, так и норовивших схватить его за полы кафтана или за рукав, чтобы их просьбы о милосердии были более доходчивыми.
Одет мужчина был по французской моде, введённой царём Петром Алексеевичем. Его кафтан из тонкого англицкого сукна тёмно-синего цвета был длинный, узкий в талии, с разрезами на боковых швах, что делало одежду удобной в движении, особенно при верховой езде, а широкие обшлага-отвороты на рукавах и фигурные клапаны прорезных карманов были украшены декоративными петлями и позолоченными пуговицами.
Несмотря на то, что на полах было большое количество пуговиц, мужчина носил кафтан нараспашку; наверное, чтобы выгодно смотрелся красивый голубой камзол из дорогой итальянской ткани, вышитой серебряной нитью. Штаны у него были короткие, чуть ниже колен; их дополняли шёлковые чулки и кожаные башмаки с тупыми носками, украшенные серебряными пряжками. Белое кружевное жабо выгодно подчёркивало смуглость его загорелого лица. Сразу было видно, что мужчина не протирает штаны в кабинетах, а стоит, скорее всего, на капитанском мостике какого-нибудь корабля или много путешествует. Что касается его длинных, модно завитых светло-русых волос, казавшихся издали париком, то их прикрывала шляпа-треуголка, украшенная галуном и перьями.
Морской рынок напоминал стойбище варварского племени. На грязной, не мощёной площади расположились в полном беспорядке множество примитивных шалашей и ларей, многочисленные возы и телеги стояли как попало, народ где передвигался бочком, протискиваясь через узкие проходы, а где прыгал заячьим скоком по мосткам, проложенным прямо по грязи, потому что лето не задалось и жителей города замучила хлябь... Потрясающее зрелище! Мужчина в иноземном наряде, который явно привык к европейской ухоженности, только вздохнул тяжко, глядя на весь этот бедлам.
Торговцы сгруппировались для удобства, своего и покупателей, и это соединение нескольких ларей и шалашей получило гордое название «ряд». Так появился «Мясной ряд», «Калашный ряд», «Лоскутный ряд», где торговали старою одеждою, и другие. Ближе к Адмиралтейству стояли возы с сеном и дровами; здесь находились сенной и дровяной ряды. Торговали и «носячим товаром» — с рук. Бойкие лоточники так громко галдели, предлагая и расхваливая свои товары, что уши закладывало. Официально место для рынка не отводилось, оно было захвачено ушлыми торговцами самовольно. Они руководствовались тем, что место это прибыльное, так как лежит возле проезжей дороги, и что недалеко, на берегу Мойки, расположено жильё.
Мужчина направлялся в аустерию[98] «Четыре фрегата». Этот трактир был построен по задумке Петра Алексеевича. В народе он назывался «Главным имперским кабаком». Заведение размещалось в двухэтажном мазанковом доме на первой городской площади — Троицкой, рядом с Петропавловской крепостью. В аустерии подавали вино, водку, пиво, табак и карты, среди посетителей были негоцианты, корабельные мастера, иностранные шкиперы и матросы; иногда захаживал сюда и сам царь.
Но мужчина в иноземном наряде шёл в аустерию не для того, чтобы отобедать или выпить чарку-другую водки. С некоторых пор (опять-таки с подачи Петра Алексеевича) в «Четырёх фрегатах» начали варить кофе. Местный люд и даже иноземцы не очень жаловали этот напиток, а уж старообрядцы, ревнители древнего благочестия, и вовсе его люто ненавидели. Но мужчина на все эти благоглупости не обращал внимания; мало того, он любил кофе, только не всегда мог его отведать.
Это был Алексашка. Вернее, уже Александр Демьянович Ильин, богатый русский негоциант, который большую часть года проводил в поездках по Европе, где у него хорошо сладились торговые связи. Отец ещё здравствовал, но не выезжал из Архангельска, опекал свою любимую жену Иринью, которая потеряла четвёртого ребёнка и с той поры стала болезной. Сестра Ховронья вышла замуж за достойного человека, купца, родила ему двух сыновей и дочь, вторая сестра, Евдошка, и вовсе стала барыней; её обвенчали с княжеским отпрыском, который имел наклонности к дипломатической службе, и теперь она была женой консула. Вот и пригодились ей знания иностранных языков. Что касается самого Александра Демьяновича, то он пока числился в холостяках, хотя, конечно, женщины у него были, да всё не то.
Аустерия «Четыре фрегата» снаружи представляла собой небольшое здание в голландском стиле с дверью посреди фасада и двумя оконцами с левой стороны двери и столько же с правой. Шесть тонких колонн, соединённых низенькими резными перилами, поддерживали приделанный к дому деревянный навес и составляли открытую галерею, которая предназначена была для того, чтобы изяществом своим завлекать прохожих в аустерию. Продажею различных напитков в «Четырёх фрегатах» заведовал бургомистр и несколько купцов, избранных в Купеческом собрании.