Маркос Рамирес

Прошло много времени, прежде чем в дверях показалась девочка; она взглянула на меня и решительно направилась в мою сторону. Увидев, как она приближается, я испытал страх; сердце мое часто и глухо забилось, и я уже совсем перепугался, когда заметил, что ее глаза опухли и покраснели от слез. Она остановилась напротив меня и, полная негодования, громко крикнула:

— Дерзкий мальчишка! Как ты смел подсунуть мне в дом эту гнусную бумажонку? Из-за тебя меня наказала мама… Если ты еще раз это сделаешь, я пожалуюсь полицейскому! Сопляк!.. — И, повернувшись, бегом бросилась к дому.

Я онемел от стыда, желая лишь одного, чтобы земля поскорее разверзлась и поглотила меня. Мое смущение дошло до крайности при виде старика, который, насмешливо улыбаясь, остановился поодаль. Я вскочил как ужаленный и на ходу бросил старику с кичливым презрением:

— Я смолчал… Что взять с этой соплячки? Я мог бы развернуться да такую ей оплеуху закатить!..

* * *

Со временем воспоминание о злополучной истории с паточным сахаром выветрилось. И как-то, воспользовавшись тем, что мать занялась стиркой белья в ванной, я выдвинул ящик громоздкого комода, который служил ей для хранения белья, некоторых памятных дорогих для нее предметов и других ценных вещей, и принялся с большим воодушевлением рыться в нем. Я постоянно надеялся отыскать нечто чудесное и удивительное в укромных и заповедных местах! В самом деле, в одном из уголков ящика мои пальцы задели что-то странное, и я поспешил вытащить таинственный предмет. То была тяжелая деревянная копилка в форме книги, полная монет, издававших мелодичный звон, ласкавших мой слух, как вкрадчивое приглашение. Вглядевшись в щель копилки, я различил блеск серебряных монет.

Дрожа от волнения, я стал усердно трясти копилку и наконец с помощью проволоки извлек песету, а за ней другую монетку в десять сентаво — старой чеканки, из хорошего серебра, которое тогда уже почти исчезло из обращения, а потому высоко ценилось.

На следующий день я заявился в школу миллионером, накупил лакомств и с хвастливой щедростью роздал их товарищам.

С тех пор я ежедневно заглядывал в заветную копилку, все глубже запуская в нее руки. Я приобретал самые причудливые и бесполезные вещи, которые приходилось прятать от матери в различных закутках, покупал книжки сказок и приключений — до них я всегда был большой охотник; принося книжки домой, я обычно врал, что мне дали их почитать.

Но так как в копилке хранилось много монет по пятьдесят сентаво и в один колон, которые застревали в узкой щели, затрудняя тем самым выуживание мелких монеток, — я принес нож и увеличил щель копилки. Таким образом, в дальнейшем стало значительно проще доставать деньги, и я транжирил их на любую глупость, покупая все, что ни взбредет в голову мне и моим многочисленным друзьям, приобретенным с помощью благословенной копилки.

Наконец, прикинув, что денег осталось мало, и решив разом покончить с искушением, я вынес копилку в сад, ударом молотка вскрыл ее и опустошил. Рассовав последние деньги — более десяти колонов — по карманам, я аккуратно забил копилку — так, чтобы ничего не бросалось в глаза, — и спрятал в комод, на старое место. Спустя несколько минут я уже был на углу «Ла венседора», среди нашей ватаги. Стремясь растратить поскорее все, чтобы и памяти о деньгах не сохранилось, я стал раздавать фрукты и лакомства, которые мальчишки рьяно оспаривали друг у друга, образуя кучу в уличной пыли. Последний колон я сохранил для себя, чтобы израсходовать его на следующий день в школе.

Довольный содеянным, я облегченно вздохнул, словно с моих плеч свалилось великое бремя. Потом вернулся домой и принялся играть в патио с кривым петушком.

Для меня все это было уже конченным делом. Копилка, рассуждал я, пролежала, забытая всеми, немало; никто о ней никогда и не вспомнит. Мне, право, повезло, что я нашел ее и мог так хорошо распорядиться этими деньгами.

Много дней пролетело с тех пор. Как-то вечером к матери пришла ее давнишняя приятельница; усевшись на краешке кровати, женщины разговорились. Я устроился посреди комнаты на полу, забавляясь с младшей сестренкой. Вдруг я услышал, что женщины говорят обо мне, и навострил уши.

— Да, — продолжала мать, — меня так беспокоит будущее бедного мальчика. Ты понимаешь? Одно утешает меня — копилка. В ней я храню все, что было ему подарено с первого дня, как он появился, и те крохи, что мне удается сберечь тайком от всех… Чтобы бедный мальчик смог получить образование, когда подрастет. Мне думается, в копилке наберется свыше сотни колонов, и притом — чистым белым серебром!.. Жаль, что давненько ничего не могла туда добавить — последнее время еле концы с концами сводим, да и не хочу мешать старое серебро с теперешним дрянным, оно ведь ровно ничего не стоит…

Дрожь и холод охватили меня при словах матери.

— На твоем месте я положила бы эти деньги в банк, — сказала подруга. — Там, по крайней мере, набегут кой-какие проценты, хотя бы и чепуховые, да и надежнее в банке-то. А дальше можешь откладывать хоть теперешней дрянью…