Марксистская философия в XIX веке. Книга первая (От возникновения марксистской философии до ее развития в 50-х – 60 годах XIX века)

Таким образом, если разделить историю наук на «предысторический» и собственно «исторический» периоды (по-разному для разных наук) соответственно слоям в построении теории объекта и этапам в истории самого объекта, то каждому из этих периодов соответствуют свои особые задачи познания, хотя первый из них служит лишь преддверием второго, высшего. «Предысторический» период наук начинается с иных категорий, чем «исторический» слой теории и этап истории объекта. Ранний период в истории наук может быть охарактеризован как период движения от видимости к явлениям и далее к сущности, а более поздний – как период движения от познания противоречивого содержания сущности к ее будущим состояниям в связи со всеми соответствующими этим состояниям явлениями.

Так, история домарксистских экономических учений, начиная с меркантилистов и кончая трудами Смита и Рикардо, шла по восходящей линии, но от нее качественно отличается история развития научной политической экономии, созданной Марксом. И вообще нет тождества между историей познания объекта и логикой развития уже зрелой в принципе теории этого объекта. Структура истории учений о товаре в труде «К критике политической экономии» не тождественна структуре Марксова анализа товара, а структура «Теорий прибавочной стоимости» отличается от структуры первых трех томов «Капитала», представляя собой, как выразился Маркс в письме Энгельсу от 31 июля 1865 г., «историко-литературную» часть труда [1, т. 31, с. 111]. В «Теориях…» Маркс раскрыл недостаточность, а подчас и ущербность абстракций «предысторического» этапа построения теории капитализма. Собственно исторический этап начался только с «Капитала».

Маркс раскрыл не только гносеологические, но и другие причины несовпадения истории науки с историей и теорией развития предмета этой науки. Они состоят в требованиях практики своего времени и в социально-классовой мотивации.

При обращении к фактам истории экономических учений обнаруживается, что теоретические вопросы иногда ставились для разрешения в сложной, интегральной форме, ввиду того что этого требовали практические потребности их времени, и это происходило подчас задолго до того, как эти вопросы можно было разрешить в их более элементарной, простой форме. Те же меркантилисты, например, пытались дать научный анализ обращения в то время, когда еще не были раскрыты элементарные связи и закономерности производства. Здесь существенную роль сыграл и социально-классовый момент: будучи идеологами раннего капитализма, меркантилисты отразили в своих теориях огромную в то время роль купеческого и ростовщического капитала, ошибочно ее абсолютизируя.

В этой связи очень поучительно напомнить о том, что подход Маркса к оценке классиков политэкономии, труды которых, хотя с ограниченно-классовых позиций, но отражали движущие противоречия процесса познания, качественно отличался от его подхода к оценке деятельности вульгарных экономистов, вроде Бастиа, Кэри, Мальтуса, Сэя. Пришли иные времена, и в целом «развитие политической экономии и порожденной ею самою антитезы идет нога в ногу с реальным развитием присущих капиталистическому производству общественных противоречий и классовых битв» [1, т. 26, ч. III, с. 526]. Поэтому вульгарные экономисты теперь не желают видеть реальных противоречий капитализма [см. 1, т. 46, ч. I, с. 195]. Дело не ограничилось тем, что новая буржуазная политическая экономия «инстинктивно сохраняла смитовское смешение категорий „постоянный капитал“ и „переменный капитал“ с категориями „основной капитал“ и „оборотный капитал“…» [1, т. 24, с. 247]. Представители вульгарной политэкономии вообще погрязли в плену видимости, но «не наивно и объективно, а апологетически» [1, т. 26, ч. III, с. 471]. В этапах эволюции вульгарной политэкономии уже нельзя обнаружить соответствующие этапы развития познающей теоретической мысли – налицо ее регресс; «методу» ее представителей свойственны схоластика и крайний релятивизм, догматизм и эклектика. В этих формах проявляется дальнейшее углубление метафизической порочности буржуазной политической экономии.