Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Блок, правда, с некоторыми оттенками, образовала также социал-демократическая немецкая делегация. В комиссии ее поддержали австриец Адлер, румын Раковский, французские гедисты и их бельгийские друзья, а англосаксы составили особую партию[1071], отказавшись, как и шведы, повлиять на заключительную резолюцию. В общем, ортодоксальные марксисты, область деятельности которых значительно сократилась, сгруппировались вокруг немецких представителей, тем более что наметилось примирение, как это случилось при обсуждении вопроса о колониях между ортодоксами и ревизионистами, между Бебелем и Фольмаром. В целях принятия единой платформы против анархизма, разработка которой шла очень медленно, и, стало быть, во имя верности прошлому, во имя высших целей немецкого социализма, который мог развиваться только в духе уважения к легальности, марксистские позиции были смещены вправо. В обстановке, которая не нова, утверждалось теперь, нет необходимости в новых решениях: в случае возможных угроз достаточно противопоставить им возросшую силу партии в парламенте, тогда как одно лишь упоминание о всеобщей забастовке ухудшило бы ее положение. И наконец, в XX веке можно – единственно в этом плане ситуация внешне изменилась – различать оборонительные и наступательные войны[1072]. Таким образом, любая инициатива, превращающая борьбу рабочего класса против войны в самоцель, становится пагубной или, во всяком случае, бесполезной.

Но левые польские, русские и частично голландские марксисты впервые вступают в дискуссию довольно оригинальным образом. Намечается новое течение. Согласно ему, в тактическом плане, несомненно, не надо безоговорочно поддерживать резолюцию Бебеля, великого борца за объединение немецкой партии, почти ставшей международной: ведь столько социалистов разных наций Центральной и Западной Европы обрели там очень важные позиции; надо подкрепить его резолюцию поправками, а главное – выступить против Фольмара. В политическом же плане Ленин и Роза Люксембург критикуют уход марксистов в схематизм и парламентаризм. «Живое стремление ко все более решительным и новым приемам борьбы всецело признано международным пролетариатом…», – комментирует Ленин[1073]. В смысле стратегии – и это весьма важно – прививка русской и польской революции на дерево русско-японской войны дает реальную перспективу, которая до сих пор оставалась чисто отвлеченной и даже с 90-х годов не упоминалась в резолюциях, представлявших собой документы пацифизма. Ленин подчеркивает вклад Розы Люксембург «вместе с русскими делегатами с.-д. (Ленин и Мартов, оба выступали здесь солидарно)»[1074], предложившей поправки к резолюции Бебеля:

«В случае начала войны социалисты обязаны бороться за скорейшее ее прекращение и повсеместно использовать экономический и политический кризис, вызванный войной, для агитации в самых глубоких народных слоях в целях ускорения падения капитала».

Комментарии Ленина[1075] в то же время подчеркивают иную сторону этого успеха: «…Штутгартский съезд рельефно сопоставил… оппортунистическое и революционное крыло международной социал-демократии и дал решение этих вопросов в духе революционного марксизма»[1076]. Изолировав «полуанархистский» и «простоватый» эрвеизм, интересный только как лакмусовая бумажка, показывавшая волю к борьбе, а также более опасный оппортунизм фольмаровского типа, левые марксисты – от Жореса, поведение которого в Штутгарте Ленин иногда хвалит, до Бебеля и русских и польских социал-демократов – способствовали усилению единства движения, опиравшегося на собственные позиции.

Что касается окончательной позиции, то поправка, во всяком случае, усиливала радикальную окраску резолюции. Но за кажущейся ясностью и единодушной поддержкой скрывались значительные двусмысленности. Возможно, только русские и поляки серьезно смотрели на проблему революции. Немцы и их сторонники приняли резолюцию потому, что в ней не упоминалось о всеобщей забастовке, приводились исторические примеры борьбы пролетариата против войны и она не нарушала политической практики, на которую рассчитывала социал-демократия в надежде вновь обрести успех на выборах. Французы и те, кто их поддерживал, приняли резолюцию, потому что живо почувствовали ее активный тон и то, что даже с точки зрения престижа она означала отступление немецкой социал-демократии. Англичане и американцы поддержали ее, поскольку были уверены, что к ним она не имеет никакого отношения. Вандервельде, докладчик на пленарном заседании и председатель МСБ, со своей стороны рассчитывал на то, что каждая партия, возвратившись в свою страну, изучит возможности корректировки прицела. И ничто не мешало на это надеяться.

7. Какая война?