Марлен Дитрих

– Вы пока не понимаете, что может сделать камера. Вы слишком старались, а съемка это преувеличивает. Но камера знает, в каком ракурсе вас поймать. Вам нужно всего лишь научиться подставлять ей этот ракурс. – Руди смягчил голос. – Это маленькая роль. Картина называется «Трагедия любви», и вы будете играть Люси, любовницу судьи. Две сцены, но это прекрасное начало. И вы сможете надевать свой монокль. Я рассказал Джо, как вы выглядели в смокинге и с моноклем, он согласен…

Гудение в моих ушах заглушило голос Руди. Я получила роль в фильме… режиссера Джо Мэя, не меньше. Если бы он сообщил, что меня выбрали на главную роль, я не могла бы обрадоваться сильнее или испытать большее чувство благодарности. Или испугаться.

– Я не могу, – вдруг услышала я свой шепот. – Не могу этого сделать. Я не знаю как. Вы же сами сказали, – продолжила я в панике, – что я ничего не знаю о камере. Я все испорчу. Это же Джо Мэй. Мне никогда больше не дадут никакой роли…

– Ш-ш-ш.

Руди прижал меня к себе, как отец, берущий дочь под защиту, однако исходящий от его тела жар меньше всего напоминал отцовский.

– Конечно вы справитесь, – сказал он. – Я буду рядом. Это всего лишь актерская игра, Марлен. Только вместо зрителей – камера. Вы же сами хотите это сделать.

– Хочу ли? – пробормотала я.

Руди приподнял мой подбородок и ответил за меня:

– Да. Вы рождены для этого. Может быть, вы пока еще этого не знаете, но это так. Поверьте мне.

Как Герда до него, Руди увидел во мне нечто такое, чего я сама не замечала. Я послушно села с ним в автомобиль. Когда мы подъехали к пансиону и остановились у поребрика, Руди вышел и открыл для меня дверцу.

– Подниметесь? – спросила я.

Мне хотелось отблагодарить его за тот невероятный подарок, который он преподнес, – за обновленную надежду на будущее. И я знала, как это сделать. Когда он прижимал меня к себе, я почувствовала его влечение. Я вообще всегда легко распознавала направленное на меня желание. Стало не важно, женат Руди или помолвлен. Он это заработал. Кроме того, с нашей первой встречи я сама испытывала страстное томление, а сейчас оно только усилилось. Мне нужно было почувствовать себя любимой, хотя бы на одну ночь.

– Может быть, позже, – сказал Руди, отводя глаза.

Я неуверенно шагнула в сторону, глядя на него, неподвижно стоявшего у машины.

– Марлен, я хочу быть с вами, – произнес он тихо. – Очень хочу. Но не так. Не пользуясь вашей благодарностью или из чистого вожделения. Иначе: чтобы вы хотели быть со мной так же, как я – с вами. А вы не можете… У вас есть… другие обязательства.

– У вас тоже. Невеста. Я, может, и живу с кем-то, но не помолвлена.

– Верно, – кивнул он и пристально посмотрел на меня. – Но помолвка может быть расторгнута. А вы готовы сказать о себе то же самое?

Было ясно: он поговорил с Камиллой и она сообщила все, что ему нужно было узнать о моих отношениях с Гердой.

– Я не такая, как вы обо мне думаете. – Повернувшись к двери, я вставила ключ в замочную скважину и бросила через плечо: – И да, я могу сказать то же самое. Нужно только, чтобы вы дали для этого основательный повод.

Глава 8

Съемки «Трагедии любви» отложили до начала 1923 года. Несмотря на известность, даже Джо Мэю было нелегко наскрести денег на финансирование картин. Однако сценарий я получила и свою роль заучивала как одержимая, хотя одновременно играла еще в нескольких пьесах от академии, включая «Timotheus in Flagranti», где выходила попеременно в трех ролях. После девяти представлений пьеса была признана провальной, но, к моему удовольствию, Хельд сделал мне комплимент, сказав, что я исполнила свой долг лучше большинства других.

Разговоры с товарищами по учебе, которые уже снимались во второстепенных ролях, подготовили меня к тому, что работа в кино во многом отлична от игры на сцене. Ничто не отрабатывалось на репетициях; сцены часто снимали непоследовательно; сценарии изменялись в последний момент; и хотя многочисленные дубли могли исправить ошибки, необходимы были выдержка и умение показать себя в правильном ракурсе. Примитивное искусство, как заявляли некоторые, абсолютно не подходящее для совершенствования актерской техники.

Все это настолько усилило мою нервозность, что я пошла повидаться с дядей Вилли и умоляла его задействовать связи, чтобы меня взяли в какой-нибудь фильм, съемки которого начинались в ближайшее время. Нужен опыт, пояснила я, цитируя свою героиню из картины Мэя. Дядя сделал несколько звонков, и я получила предложение сыграть горничную у Эрнста Любича[43] в «Младшем брате Наполеона» – историческом фарсе о любовных похождениях брата императора. Роль оказалась весьма глупой, от меня требовалось хихикать и потворствовать своей госпоже в уклонении от авансов героя. Но главное – я оказалась перед камерой и постаралась узнать как можно больше об освещении и умении не выходить из роли, когда вокруг толпится съемочная группа. Через несколько недель на просмотре отснятого материала меня охватило уныние: выглядела я на экране, как толстая картофелина с кудряшками.