Марлен Дитрих сообщили, что
Знаменитый немецкий писатель-антифашист прибыл в Новый Свет. Ремарк оказался в безопасности, но тосковал по родине, испытывал такой страх за близких, оставшихся в Германии, что ему не было покоя.
В Соединенных Штатах Америки Эрих Мария Ремарк оказался в парадоксальной ситуации. За антифашистскую позицию его книги в Германии были сожжены фашистами. Но после вступления в войну США он стал там «враждебным иностранцем». В Калифорнии Ремарк оказался временно интернированным, потому что законы об иностранцах в этом штате были слишком суровыми. Ремарку запрещалось покидать гостиницу с шести вечера до шести утра. Марлен Дитрих нашла для него дом, где можно было встречаться с людьми во время «запретных часов». Даже мудрость не уменьшала скорби Ремарка. Он вынужден был купить панамский паспорт. Когда отменили «запретные часы», он уехал в Нью-Йорк, а затем – в Швейцарию. Но он неохотно покидал Америку. Ремарк считал, что сделал слишком мало, что не боролся с нацизмом по-настоящему.
Гражданин Германии Рудольф Зибер оказался в схожей ситуации. После того как привез в Калифорнию дочь и помог Марлен Дитрих устроиться, он вернулся в Нью-Йорк, где законы были не такими суровыми. Зибер не был интернирован и надеялся найти работу. Однако его статус «враждебного иностранца» не позволил ее получить. Правда, в отличие от Ремарка, Зибер имел право покидать свой отель в любое время суток.
В Голливуде Ремарк писал романы, сценарии фильмов по собственным книгам, пять из которых были экранизированы. Его финансовые дела складывались успешно. В отличие от многих немецких эмигрантов, он не бедствовал. Но душевного спокойствия не было – на глазах Ремарка разворачивался роман Марлен Дитрих с Жаном Габеном. Он наблюдал с сердечной болью, как независимая и неприступная Марлен превратилась в домохозяйку, как она готовит Габену его любимые блюда, суетится, прибирая дом. Ремарка жгла обида, потому что о нем она так не заботилась и не готовила ему. Их жизнь состояла из бесконечных выяснений отношений, скандалов и жалоб писателя. А рядом с любимой женщиной – невозмутимый, грубоватый, ироничный Габен, которого Ремарк называл «велосипедистом». Это было невыносимо.