Мармион

Серрей:

Храбрится враг, но все же отступил
И спрятался в клубящемся тумане,
Смотреть не смея, как знамена наши
Взвились в нечистом воздухе. И как же
Им видеть Кандерстайна пораженье
И разоренье Хейдонхолла; видно —
Пал Эдингтон, а Фалдена громада
Повержена, да и старинный Эйтон
Разрушен, покорился, но, однако,
Никак не выступить! Храбры шотландцы,
Упорны в битве; только жаль, что дело,
Которое предприняли они,
Само же их разъединило.

XIV

Немало в Нореме стрелков
Из тех, что в Данбаре[274] гуляли,
Из Лодердейла[275] скот угнали
. . . . . . . . . . . . . . . .
И подожгли, чтоб посветлей
Там было дамам одеваться!

(Строфа 19)

Гарнизоны английских замков Ворка, Норема и Берика были, как легко можно представить, весьма хлопотливыми соседями для Шотландии. Сэр Ричард Мейтленд[276] из Ледингтона написал поэму под названием «Утешение слепого барона»; в ней описывается, как было разграблено поместье Блайта в Лодердейле Роулендом Фостером, капитаном Ворка, которого сопровождал отряд из трехсот человек. Они нанесли урон рыцарю-поэту, угнав у него пять тысяч овец, двести коров, тридцать коней и кобылиц; да еще сожгли всю мебель Блайта стоимостью в сто шотландских фунтов, 6 шиллингов 8 пенсов и взяли все, что только можно было вынести.

Это произошло 16 мая 1570 года (упомянутый сэр Ричард был тогда в возрасте семидесяти четырех лет, и он ослеп), в мирное время, когда нигде в этой местности не могли ожидать ничего подобного. «Утешение слепого барона» содержит целый ряд каламбуров, связанных со словом «блайт»,[277] названием поместья, таким образом разграбленного. Как у Джона Литтлуита, у него «в самом несчастье сохранилась некоторая самонадеянность — несчастная самонадеянность».

Последняя строка текста содержит фразу, с помощью которой пограничные жители с издевкой ставили в известность, что они сожгли дом. Когда Максвеллы в 1685 году спалили замок Лохвуд, они заявили, что сделали это для того, чтобы леди Джонстон «было светло, когда она станет застегивать свой капюшон». И фраза эта вполне соответствовала действительности, потому что в одном письме (ссылку на которое я где-то потерял) граф Нортумберлендский пишет королю и Совету, что в полночь он одевался в Воркворте при свете пламени от соседних деревень, подожженных шотландскими мародерами.

XV

Шорсвудский поп — скажу о нем,
Он справится с любым конем.

(Строфа 21)

Этот священник, по-видимому, был сродни Уэлшу, викарию Св. Томаса из Экзетера,[278] вождю корнуэльских инсургентов в 1549 году.[279] «В этом человеке, — говорит Холлиншед,[280] — было много хорошего. Он был невысокого роста, но хорошо и крепко сложен, был очень искусным борцом, хорошо стрелял и прекрасно владел луком и арбалетом. Он умел обращаться и с ружьем. Он был смелым и искусным охотником и принадлежал к людям, которые ни за что не допустят, чтобы их провели на мякине. Он был отличным товарищем во всяких физических упражнениях, славился вежливостью и мягкостью. Происхождение вел от хорошего честного рода, родился в Пеневерине в Корнуэлле; а все же в этом бунте он сделался капитаном и основным деятелем» (4-е изд. Т. IV. С. 958). Этот образцовый священник имел несчастье быть повешенным на шпиле своей собственной церкви.

XVI

Про грот, где шелестят оливы,
В горах Сицилии счастливой,
Там, где высокая скала,
Где к Богу Розали ушла.

(Строфа 23)