Мародеры

Естественно, молчат и те, кто считает себя полностью невиновными. Изображая жертву, руководство шведского Музея современного искусства продемонстрировало пугающую историческую наивность. Судя по всему, эта история сейчас повторяется в Норвегии, где наследники коллекционера Поля Розенберга требуют вернуть им картину Матисса, которая выставляется в Центре искусств Хени-Унстад, основанном фигуристкой Соней Хени и ее мужем, судовладельцем Нильсом Унстадом.

Хотя разграбление парижской галереи Поля Розенберга относится к числу дел, которые задокументированы наиболее тщательно, норвежский музей настаивает, что выступил как «добросовестный приобретатель». Согласно законодательству Норвегии, право собственности такого приобретателя становится неоспоримым через десять лет после совершения сделки. The New York Times писала, что наследникам предложили разместить рядом с картиной табличку с информацией о том, что произведение некогда входило в коллекцию Розенберга. Наследники отказались. Что касается восстановления расхищенной коллекции, эту семью можно считать одной из самых успешных: к настоящему моменту наследникам Поля Розенберга удалось вернуть себе триста сорок из четырехсот произведений, — и все это благодаря тому, что документы о конфискации сохранились в архивах Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга, найденных в замке Нойшванштайн.

Но дело еще и в том, что наследники превратили это дело в личный крестовый поход и к тому же семья располагает средствами, чтобы нанимать специалистов для поиска утраченных произведений. С середины XX века они неутомимо разыскивают, идентифицируют и отвоевывают свои картины. Но их успех — скорее исключение.

По данным Проекта по реституции произведений искусства, утраченных в годы Холокоста, всего лишь около двух процентов семей находит и возвращает утраченные работы. Чарльз Голдштейн из Комиссии по виндикации произведений искусства говорит:

Вообще возвращено очень мало, каких-то несколько тысяч работ. То, о чем пишут в газетах, — это редкие громкие случаи. В США прошло всего тридцать или сорок процессов о реституции. Так что тут нельзя говорить о возвращении права собственности как о каком-то массовом явлении.

Подсчитать, сколько произведений было «ариизировано» или просто похищено во время войны, трудно. В том числе потому, что в разграблении были замешаны слишком многие — от функционеров нацистской партии, арт-дилеров и предпринимателей до соседей, местных политиков, музеев… Исследование экономиста Сидни Заблудоффа показывает, что общая стоимость имущества европейских евреев до Холокоста составляла 10–15 миллиардов долларов (115–175 млрд в пересчете на цены 2005 года). Несколько лет назад в Израиле вышло другое исследование, авторы которого вычислили, что европейским евреям был нанесен экономический урон в размере от 240 до 330 миллиардов (в этих расчетах был учтен и такой фактор, как истинная стоимость рабского труда).

Конечно, это очень приблизительные цифры. Не только потому, что невозможно оценить в деньгах человеческие страдания, но и потому, что нацисты нанесли огромный экономический ущерб всей Европе, разорив еврейские предприятия. Кроме того, политика ограбления и экономической эксплуатации затронула не только евреев, но и цыган, поляков, русских, а также население большинства оккупированных стран. Франции за «издержки, понесенные в ходе оккупации» пришлось выплатить Германии более 30 миллиардов рейхсмарок.

Число украденных произведений искусства (стоимость которых является лишь незначительной частью в общем объеме экономической эксплуатации) оценить тоже непросто. Проблема в том, что далеко не все произведения были просто конфискованы у владельцев: многие работы перешли в другие руки в результате шантажа, принуждения к продаже и разного рода коррупционных сделок, чего мародерская бюрократия не фиксировала.

Далее следует вопрос, что называть «искусством» — можно ли считать произведением искусства любой холст, покрытый маслом. Граница, разделяющая «предмет искусства», «антикварный предмет» и «произведение искусства», очень зыбкая.