Мародеры

После сенсационной продажи картин Климта в 2006 году, принесшей наследникам более 300 миллионов долларов, в прессе появились две похожие статьи, вызвавшие оживленную дискуссию: The Nazi Bounty Hunters («Охотники за нацистскими сокровищами») Джоржины Адам в The Art Newspaper и The Bounty Hunters («Охотники за сокровищами») Келли Кроу в The Wall Street Journal. Оба автора рассматривали возможные сценарии развития событий. Похищенное нацистами искусство — это «новый табак», золотая жила для адвокатских контор, которые — как и адвокаты, защищавшие табачные компании, — смогут заработать огромные деньги. Реституция произведений искусства станет многомиллионной индустрией, которая будет сосать кровь у музеев. Инвестиционные компании будут все больше вкладываться в исследования провенанса и в поддержку судебных исков, а молодые адвокаты — все чаще интересоваться этой областью права, которая сулит легкое обогащение.

Некоторые адвокаты действительно заработали большие деньги на реституционных делах, но едва ли можно говорить о реституции как о «процветающей индустрии». Сегодня обе эти статьи кажутся крайне спекулятивными, их основные выводы строятся на сенсационных суммах, фигурировавших в деле Климта. С тех пор не было проведено ни одного связанного с реституцией аукциона, на котором фигурировали бы такие крупные суммы.

Критики реституции часто изображают музеи пострадавшей стороной, жертвой жадных адвокатов и наследников, которые пытаются обмануть честных музейщиков. Выходит, что более могущественная сторона в таких спорах — те самые люди, которые в свое время подверглись преследованиям и грабежам. При этом они хотят добиться справедливости, апеллируя лишь к нескольким моральным принципам, которые никто не считает обязательными и почти никто не соблюдает.

Подобные обвинения не только странны, но и совершенно несправедливы — в абсолютном большинстве случаев музеи сами довели дело до суда, зачастую игнорируя запросы наследников или же прямо отказываясь вступать с ними в переговоры. Примеров, когда музеи сами исследовали провенанс своих работ или инициировали процесс реституции, крайне мало, хотя именно так оно и должно быть.

Звучала критика и в адрес реституции в целом. В 2008 году горячую дискуссию вызвала статья в газете The Art Newspaper известного британского историка искусств и куратора Нормана Розенталя, чьи родители-евреи сами бежали от нацистского режима. Розенталь писал:

Внуки или отдаленные родственники тех, у кого нацисты украли предметы искусства или другое имущество, в начале XXI века не имеют никакого законного права на это имущество. Если какие-то ценные предметы оказались в государственной собственности, пусть даже в результате страшных исторических событий, значит, так тому и быть.

Розенталь хочет сказать, что преступления нацистов нельзя «отмыть, возвращая наследникам шедевры из музеев». С Розенталем согласен и художественный критик The Guardian Джонатан Джонс. Он пишет:

Произведения искусства никогда, никогда нельзя забирать из публичных музеев, только если на это нет очень веских причин. Кому-то покажется, что желание искупить вину за преступления нацизма и есть такая причина, но это бессмысленно. Cодеянное зло не исправишь. Рвутся исторические связи, картины разлучают с городами, где они должны оставаться, рынок искусства становится источником наживы.

И Розенталь, и Джонс ставят под сомнение сам принцип реституции в целом.

Американский историк Адам Замойски отвечает Розенталю на страницах The Independent: