Мародеры

Не думаю, что мы будем продолжать возвращать произведения искусства через пять или десять лет. К тому времени многих жертв Холокоста уже не останется в живых, мало кто будет помнить, кому работы принадлежали, и находить их станет все труднее.

Голдштейн имеет в виду, что Вашингтонская конференция в некотором смысле была последним шансом разобраться с этим вопросом. Американская писательница Линн Николас, как и Голдштейн, считает, что в определенный момент придется поставить точку.

Это невозможно довести до конца. Многое вывезли, разворовали, уничтожили. Коллекции Геринга и Гитлера были самой простой задачей, потому что эти деятели составляли каталоги украденного. Но следующий уровень сложнее — например, искусство, которое никогда не всплывало на рынке в открытую. Бульшая часть работ никогда не вернется к своим владельцам. В конечном итоге это невыполнимая задача.

Уэсли Фишер из Claims Conference смотрит на проблему иначе. С его точки зрения, необязательно, чтобы все работы нашли своих владельцев:

Речь не только об искусстве. Речь о восстановлении исторической справедливости. Надо разобраться в том, что же все-таки произошло, и извлечь из этого урок. Вот что важно. Даже если в Швеции картина Эмиля Нольде так и останется единственной, которую вернули владельцам, всем музеям очень важно проверить все свои фонды. И если что-то обнаружится, сказать: «Мы изучили свою историю и признаем, что у нас есть эти картины, эти призраки из прошлого. Мы не знаем, чьи они, но они у нас, и мы постараемся их вернуть».

Дополнение Корнелиус Гурлитт

3 ноября 2013 года немецкий журнал Focus написал, что в одной из мюнхенских квартир обнаружено 1379 картин, украденных нацистами, — самая большая находка со времен Второй мировой войны.

А 4 ноября из типографии пришел первый шведский тираж «Мародеров», и это можно считать просто удивительным совпадением — учитывая, что книгу я писал больше трех лет. В те дни меня приглашали чуть ли не на все радио- и телепередачи в Швеции. Некоторые журналисты считали подобное совпадение даже немного подозрительным и спрашивали: не был ли я сам как-то причастен к мюнхенскому разоблачению? Может быть, я, по крайней мере, знал о нем заранее?

Конечно же, я ничего об этом не знал, иначе бы написал отдельно об арт-дилере Хильдебранде Гурлитте, создателе этой коллекции. Мне, разумеется, встречалось его имя — он был одним из многих дельцов, сотрудничавших с нацистами и выгодно приобретавших «дегенеративное» искусство.

В марте 2012 года похищенные картины были найдены в квартире его сына Корнелиуса Гурлитта и конфискованы, и с тех пор немецкая полиция вела расследование в тайне. Примерно к этому времени я объездил полмира и взял интервью у ведущих экспертов в этой области. Если бы что-то знали они, то, вероятно, знал бы и я.

Однако дело Гурлитта не было для меня полной неожиданностью. Как и многие из тех, кто занимался темой нацистских грабежей, я не сомневался, что значительная часть исчезнувших во время войны работ (их, по приблизительным оценкам, насчитывается от ста до двухсот тысяч) все еще где-то обретается.

Не далее как в 2007 году в сейфе швейцарского банка нашли картину Камиля Писсарро «Набережная Малаке весной», принадлежавшую «поставщику искусства» Геринга Бруно Лозе. В марте 1938 года, сразу после аншлюса, гестапо ограбило венскую квартиру известного еврейского врача и издателя Готфрида Бермана-Фишера (сам он с семьей буквально накануне вторжения бежал в Прагу и в конце концов добрался до США). Известно, что в 1940 году картина была выставлена на аукционе в Вене. Затем следы ее теряются.

Расследование показало, что в 1980-х в сейфе Лозе хранились еще четырнадцать картин, которых там, однако, уже не было в 2007 году. Вероятнее всего, они были проданы.