Марсельская сказка

Он не спешил отвечать, не отрывая от меня взгляда, и вдруг меня осенило: легенда. Однажды, когда Шарлотт ещё училась в Сент-Эндрюсе, она готовилась к ботанике — ей предстояло подготовить доклад о семействе Ирисовые. Она, мечтательная и романтичная, не бросилась к книгам, а вспомнила одну легенду, которую наш отец рассказал ей ещё в детстве, и поспешила поделиться ею со мной. Жена рыбака долго и безутешно ждала своего супруга, что ушёл на своём судне в открытое море, ждала так долго, что однажды из её слезы вырос прекрасный цветок — ирис. Он был так красив, что птицы и звери решили разнести его семена по всему свету — даже вода и ветер вызвались им в помощь. Так ирисы по всему миру стали маленькими маяками, указывающими морякам путь домой, к ждущим их любящим жёнам.

Я видела это в его глазах — он знал легенду. Знал, но никак не мог определиться с ролями. Конечно, Реми был рыбаком, а вот кто я? Маяк, указывающий ему путь? Или…

Резко вздохнув, я опустила взгляд и прикусила губу. Нельзя мне думать о таких вещах, нельзя. Иначе это обоим разобьёт сердце.

Или, наоборот, склеит?..

— Давай присядем. Проводим закат и поедем, — прошептала я, указывая в сторону солнца, что ласкало наши лица угасающими алыми лучами.

Реми молча кивнул, но когда мы уселись на тёплую землю прямо посреди тропинки, ведущей к солнцу, он вдруг вытащил из кармана колоду моих украденных карт. Сердце сделало кульбит, а затем болезненно сжалось, заставив меня поморщиться. Когда-то эти карты были моей строгой гарантией и верой в возвращение. А сейчас я использую каждую секунду, чтобы его оттянуть.

— Зачем они тебе? — поинтересовалась я, присаживаясь ближе к Реми.

Он перетасовал их, глядя на меня исподлобья.

— Какие правила у твоей глупой игры? Чёрная карта — вопрос задаю я, красная — ты?

— Зачем это тебе? Ты мог просто спросить.

— Ты тоже могла просто спросить, — отрикошетил он, и я прикусила язык, уставившись в горизонт.

Он тоже замолчал. Какое-то время мы в абсолютной тишине наблюдали за утекающим солнцем, наши плечи соприкасались, дыхание слегка сбилось. Тогда я резко повернулась к Реми и уже собралась потянуться к карте, когда он вдруг перехватил моё запястье и прижал то к своей груди. Всего несколько мгновений мы испепеляли друг друга растерянными взглядами, а после прильнули друг к другу за необходимым, как воздух, поцелуем. Он был нежнее и медленнее, чем все поцелуи до этого, мы словно пробовали губы друг друга на вкус, как изысканное вино, его терпкость и его сладость. Боже, как же мне было сладко…

Отпустив моё запястье, Реми обнял меня за талию. Я в ответ обхватила ладонями его горячую шею. Оказавшись в кольце рук друг друга, мы не могли, просто не могли разорвать поцелуй — это стало бы настоящим преступлением против того удовольствия, что сейчас мёдом растекалось по венам. Я целовала его, умирая от нежности и настойчивости этих губ, и в мыслях моих было приятно пусто, только пресловутые бабочки порхали где-то меж рёбер. Ветер слегка усилился, и ирисы, склонившись над нами, щекотали мою кожу, отчего я невольно вздрогнула и усмехнулась прямо в его губы. Реми отстранился, растерянно взглянув на меня, и поправил цветок в моих волосах. В этот миг мне казалось, будто наши души сплелись друг с другом самыми прочными нитями. «Только не смотри в его глаза, не падай в эту пропасть», — заикаясь, твердило сознание. Но я слушала сердце. Оно окуталось этими самыми нитями, оно размеренно билось и впервые чувствовало себя в безопасности. Встретив улыбающийся взгляд Реми, я убрала руки с его шеи и потянулась к колоде карт.

— Спрашивай, — прошептала я, бросая к ногам шестёрку пик.

— Расскажи мне что-то, чего никто о тебе не знает, — попросил Реми будто бы не своим голосом.

Возведя взгляд к небу, почти окрасившемуся в лиловый, я поджала губы.

— Я никогда не хотела учиться в Кембридже, у меня нет идей и желания написать «великий роман», а домой я вернулась лишь для того, чтобы родные оставили меня в покое со своими планами на моё будущее, — как на духу выпалила я свою самую страшную правду. — Если бы у меня был выбор, а не его иллюзия, я бы поехала в Америку. Куда угодно, только бы как можно дальше от Роузфилда. Я всегда тяготела только к свободе. А моя семья тянула меня вниз.

«Но теперь я сама тянусь назад. Разве я не противоречу себе? Вот же он, мой шанс на свободу! Сидит напротив меня и внимает моим словам», — вдруг запротестовал рассудок, но я лишь улыбнулась и потянулась к следующей карте. Реми вновь перехватил мою руку.

— Ты не похожа на ту, кого напугает отсутствие выбора. Ты всегда его найдёшь. Так почему не поехала в Америку?

Ах, как же метко он целился! Мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть от него поражение, отразившееся на своём лице. И вновь взглянуть на него с лёгкой полуулыбкой.