Марш Кригсмарине

Я к чему всё это, Отто? — Прус сделал короткую паузу, чтобы налить себе ещё порцию коньяка и мгновенно выпить. — Так вот, возможно я сейчас чем-то похож на Штюббе, но, видит бог, я бескорыстен. Я предлагаю вам, граф присоединиться ко мне. Не таите прошлых обид, мёртвых не вернёшь и, возможно, мне тогда, в Сен-Мало, в истории с вашей бретонкой не стоило давать волю эмоциям. Но поверьте, вы были мне всегда весьма симпатичны, за исключением тех моментов, когда играли в дворянское благородство. Меня окружают болваны с кругозором казарменных философов. Порой такая тоска — не с кем даже и поговорить. Я всегда мечтал иметь такого друга как вы — умного и образованного человека. — Гюнт Дракон встал, сильно прихрамывая, подошёл ко мне и протянул руку. — Вот вам моя рука. Я предлагаю вам дружбу и сотрудничество. Мы ещё молоды, Германия погибла, но мы живы. Не отказывайтесь от будущего, Отто. Деньги, вырученные от продажи дейтерия мы поделим поровну. Ну же, соглашайтесь, граф! Не будьте идиотом!

Мне пришлось сделать над собой усилие. Ошарашенный известием о гибели Чаоры, её брата и моей маленькой, так и не увиденной мной дочери, я был совершенно выбит из колеи. Старик, как он мог? Почему он не сказал мне? Получается он был дедом моей дочери, почти, что моим тестем. И ведь он уже всё знал во время нашей последней встречи. Знал и решил промолчать. А этот сон, приснившийся мне в ту же ночь, когда Шварц был в соседней комнате, не дело ли это рук старика? Сон, в котором были Чаора, умершая несколько лет назад Вера, и Агалаф, игравший с двумя девочками, моими дочерми. Мёртвыми сёстрами фон Шторм.

Я поднял голову, разлепил пересохшие губы, посмотрел Прусу в глаза цвета бурой корабельной ржавчины и произнёс:

— Вы, Гюнтер, право не понимаете, какая между нами пропасть. Мне вас даже жаль. Но это не меняет того факта, что вы давно перестали быть человеком. Для меня вы были и останетесь тварью, рептилией, наподобие крокодила или любимой вами акулы — Гюнтом Драконом. Тем более что к ящерицам, какого размера они бы не были, я с детства испытываю непреодолимое отвращение — вплоть до рвоты.

Прус опустил протянутую руку, пожал плечами и, словно обиженный младенец, глумливо надул губы:

— Рептилии, крокодилы, ящерицы! Да вы просто дурак, граф! Впрочем, нечто подобное я от вас ожидал. На этот случай мы с покойным Штюббе внесли некоторые поправки в моё досье. То, что хранится в канцелярии личного состава подводного флота Кригсмарине. Собственно говоря, моё бывшее досье теперь ваше. Вы теперь у нас знатный охотник за бедными-несчастными морячками, томми и янки, выжившими после торпедирования вами их кораблей и судов. Вы, граф вместе с вашими людьми из экипажа, ныне покойного у-бота Чиндлер, всплывали и расстреливали их, пытающихся спастись, в море. Как это бесчеловечно с вашей стороны — убивать терпящих бедствие.

Он вернулся на своё место и нажал кнопку под столом. Через мгновение явился Людвиг. На его вопросительный взгляд Прус, кивнув в мою сторону, пояснил:

— Его сиятельство пожелали издохнуть. Что же? — вздохнул он с деланной грустью — желание аристократа закон! Графа и старшую бабу в расход, а блондиночку оставь. Она скрасит нам серые морские будни.

Людвиг связал мне руки и в сопровождении ещё одного охранника повёл по туннелю. Всё это время он, идя рядом со мной, не уставал разглагольствовать:

— Я за дверью стоял, по приказу командора Пруса, и всё слышал. Не понимаю я вас интеллигентов, хоть убейте, господин корветтен-капитан, не понимаю! Вам уважение оказывают, будущее предлагают, а вы в принципы играете! А всё ради че…

В это мгновение, он, как будто, поперхнулся и, сделав судорожное глотательное движение кадыком, закатил глаза и стал заваливаться вперёд. У него в затылке, блеснул шлифованным металлом шляпки, самый настоящий железнодорожный костыль, каким крепят рельс к деревянным шпалам. Шедший впереди меня парень с автоматом начал на ходу оглядываться. Тут мимо моего носа пролетело нечто увесистое и с глухим, мерзким, словно чавкающим звуком, воткнулось автоматчику в висок. Моё лицо окатила струя чужой, показавшейся жгучим кипятком, крови. Парень, как-то нелепо выставив руки назад, стал падать на спину и в бок. У него при этом было удивлённо-обескураженное выражение лица.

Глава 30. “Воскрешение Верманда”