Марш Кригсмарине

Кабинетом оказалась просторная комната, куда мы попали прямиком из туннеля, через боковой проход в его стене. Это место, промелькнуло у меня в голове, вполне могло бы быть любимой пещерой Минотавра. Вот только сейчас её облюбовал приблудный дракон. На серой стене, задрапированной огромным знаменем со свастикой, висел поясной портрет Гитлера. Фюрер от чего-то был облачён в адмиральский мундир с золочёными эполетами и нашивками. Морская форма шла ефрейтору, как папуасу смокинг. Прус, по своей всегдашней привычке, демонстрировал презрение к осторожности и приказал развязать меня, отпустив охрану. Мы остались вдвоём. Гюнт достал из сейфа початую бутылку Курвуазье и налил две полные рюмки. Я с ним пить отказался. Тогда он, пожав плечами, залпом по-бретонски, выпил свою порцию. Затем посмотрел на вторую рюмку, вопросительно взглянул на меня и, не дождавшись реакции, прикончил и её. Видимо в качестве закуски.

— Единственный способ профилактировать инфлюэнцу в этом каменном, сыром мешке. — Словно оправдываясь, заявил он.

— Удобный случай проломить башку Щелкунчику его же собственным костылём — мелькнула у меня шальная мысль.

— Ах, оставьте эти глупости, Отто! — Прус перехватил мой взгляд, брошенный на костыль, и поморщился. — Во-первых, у меня есть масса новостей, которые будут для вас весьма интересны. Во-вторых, рассчитывать на помощь друзей вам не стоит. Мои парни отправили к Одину всех ваших хвалёных диверсантов до единого. От всей этой оравы дуболомов-викингов остались лишь две милых сестрицы. Кстати, младшая — блондинка весьма недурна. Кстати, старик Шварц, ваш покровитель, передаёт своему другу горячий привет. — Заявил, вдруг, Прус без всякого перехода. Признаться, ему удалось этим хитрым приёмом выбить меня из состояния зыбкого равновесия.

— Что с ним, он жив? — спросил я с плохо скрываемым волнением.

— Хотите, верьте. Хотите, нет, но я не знаю, Отто! — ответил Прус, как мне показалось, искренне. — Мы со Штюббе, ради этой встречи прибывшим из Швеции, нанесли ему прощальный визит в гостинице Тронхейма. Старик плохо выглядел, но держался достойно. Штюббе битый час уговаривал его, присоединится к своему консорциуму, причём на правах совладельца. Осыпал его лестью, убеждал насколько такие две необыкновенных личности, как он и Шварц могут быть полезны друг другу. Наконец, ваш беглый куратор выложил все карты на стол. Штюббе стало откуда-то известно, что за Шварцем стоит могущественная, не относящаяся ни к одной стране мира, организация. Так называемое, Содружество Кроманьонцев. Какая-то масонская бредятина об истинном, гуманном человечестве с настоящей кроманьонским наследством или, как её там — наследственностью. Эта такая теория, что дети получают в наследство от родителей не только капитал или пустой кошелёк с долгами, но чаще всего болезни и пороки. Правда, бывает, что потомки наследуют и полезные качества. К примеру, я, как и мой папаша, страха не ведаю, люблю выпить, покуролесить, башку кому-нибудь проломить, но кроме этого имею склонность к наукам. Математику люблю, к конструированию тягу имею. Это уже от деда по материнской линии. Он у нас не немец был, вроде как его семью испанцы с каких-то островов в Атлантике в Аргентину переселили. Так этот мой дед имел славу полиглота — десятка полтора языков знал. Кроме того сам по учебникам, без всякого университета геологию изучил и серебряные жилы по берегам Ла Платы успешно находил по собственным расчётам.

Так вот эта теория, которую, по словам Штюббе, соратники доктора Шварца исповедуют, гласит, что, якобы, все беды людские — чрезмерная агрессия, склонность к взаимоуничтожению — всё от неправильной наследственности. Мол, произошла дьявольская ошибка в какой-то там наследной генической цепочке. Дескать, на Земле всем заправляют люди с испорченной наследственностью, отсюда, мол, все войны и необьяснимая жестокость к ближним и дальним. Ну, а настоящее человечество — истинные краманьонцы, только ещё должны прийти к власти и исправить положение дел. Представляете, Отто, какие прожекты! Ведь всё в серьёз! В качестве инструмента эти чудаки собираются использовать гуманистическую Евгенику. Это что-то вроде нашей программы по расовой чистоте, но так, чтобы никого, ха-ха, не обидеть. В течение ста пятидесяти лет, это самое Содружество планирует востановить путём селекции рассу гуманных, добреньких учителей-поводырей для всего человечества — новых краманьонцев. Ну, согласитесь, Отто, это же невозможно слушать без смеха.