Читаем Маршал Конев полностью

Пока связист вызывал артиллеристов, с левого фланга донеслись размеренные пулемётные очереди. Значит, заработал ещё один пулемёт. Соответственно взвилась новая ракета. Час от часу нелегче. Значит, плохо поработали артиллеристы, если оставили «в живых» столько огневых точек противника на участке лишь одной роты. Кузовлев упрекал пушкарей и разведчиков, позабыв о том, что накануне со своим подразделением непосредственно участвовал в неудачной разведке и во многом сам виноват, что не все огневые точки противника были опознаны и уничтожены. Именно поэтому он особенно болезненно реагировал на появление на участке атаки своей роты стольких неприятных сюрпризов.

Нетерпеливо выхватив из рук связиста телефонную трубку, Кузовлев стал взывать к невидимому артиллеристу, обращаясь к нему как к последней надежде:

— Паршин! Слышишь, Паршин?! Видел ракеты? Два пулемёта появились перед фронтом роты. Подняться не дают — подави!

Бросив телефонную трубку на руки связисту, Кузовлев вызвал командира правофлангового взвода:

— Вершков! Слышь, Вершков! Не задерживайся. Вперёд! Занимай траншею — и дальше! А мы все за тобой.

Просвистел снаряд, и Кузовлев оглянулся: батарея, выкатившая пушки на пригорок, повела частый огонь. Вражеские пулемёты замолчали. Ротная цепь ожила и подалась вперёд. Кузовлев, повеселев, приказал сменить свой наблюдательный пункт.

— Кажется, дело пошло! — крикнул он связисту. Рядом разорвался вражеский снаряд...

Первым заметил немецкие танки во взводе лейтенанта Вершкова наблюдатель Иван Непейвода.

— Танки, товарищ лейтенант! — крикнул он. — Вон из леска выходят!

Вершков навёл бинокль и стал считать: «Три, четыре, пять... Да левее ещё пятёрка. Десять на одну роту! Многовато...»

Стреляя на ходу, танки устремились к только что оставленной пехотой позиции.

— В траншеи! — скомандовал Вершков. — Приготовить гранаты!

Только сейчас оценил он, насколько правильным был приказ командира роты поскорее занять вражеские окопы. Теперь они послужили хорошим укрытием для бойцов взвода.

Непейвода крепко сжимал в руках противотанковую гранату. Вершков подбадривал бойца:

— Ничего, Иван, в окопе нам танк не страшен. Одолеем...

В знак согласия боец чуть-чуть приподнял над собой гранату: он уже примеривался к броску. Рядом, пригнувшись, в тревожном ожидании замер с такой же «бронебойкой» Кондрат Булычев. Оба они выбрали для себя цель и теперь внимательно следили за приближением врага.

Вырвавшийся вперёд танк вертел пушкой и вёл непрерывный огонь. Снаряды пролетали над головами бойцов. «Мимо», — подумал про себя Вершков. Между тем первый танк приблизился настолько, что его уже можно достать гранатой.

— Давай! — крикнул лейтенант.

Непейвода размахнулся и бросил первую гранату. Она упала впереди танка, взорвалась, подняла кучу земли и пыли, но не причинила ему вреда. Булычев метнул свою, когда танк уже перевалил через окоп. Она упала на башню, брызнула осколками и оставила только вмятину на металле.

«Не повезло», — вздохнул Вершков. Связист уже подавал ему трубку, в которой слышался требовательный голос ротного, пришедшего в себя после взрыва вражеского снаряда:

— Танки пропустите! Отсекайте пехоту!

Кузовлев негодовал, потому что в какие-то считанные минуты его рота из наступающей превратилась в обороняющуюся и он вынужден требовать: «Ни шагу назад!»

...Лейтенант Николай Паршин окинул взглядом огневые позиции взвода: пушки хорошо замаскированы, не сразу противник отыщет их. А это уже несколько выигранных секунд, которые сейчас многое могут решить.

Вражеские танки, миновав занятые стрелками окопы, вдруг начали поворачивать вправо. Вот-вот они выскочат на поляну, хорошо просматриваемую с наблюдательного пункта.

— По танкам, — обычным для него твёрдым голосом подал Паршин команду, — бронебойным, заряжай! — Выждав какую-то долю секунды, он решительно махнул рукой:— Огонь!

Первый снаряд взорвался перед самым носом танка. Тот заметно покачнулся, но, когда дым рассеялся, Паршин увидел, что танк продолжает идти вперёд, угрожающе поводя длинным стволом пушки.

— Огонь!

Немецкие танкисты могли, конечно, заранее засечь наших артиллеристов, когда они ещё старались подавить обнаруженные пулемётные точки. Но Паршин поступил хитро: стрелял только одним орудием, поставленным в стороне от основной боевой позиции взвода. И сейчас, в бою, действовала только эта пушка. Паршин полагал, что именно на неё прежде всего нацелится противник. Это заставит его повернуть танки на правый фланг, чтобы смять, уничтожить мешавшее им орудие и расчистить путь. Расчёт Паршина оказался верным. Два танка сразу же повернули вправо и устремились на пушку старшего сержанта Баскакова. Гитлеровцы, стремясь приблизиться к выбранной жертве, заходили чуть-чуть правее. Но в результате такого манёвра немцы подставили под удар двух других орудий бока своих бронированных машин, и командир взвода, ждавший этого момента, не преминул им воспользоваться:

— Огонь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное