Погода была отвратительной, дождь лил как из ведра. Наполеону, который никогда не был хорошим наездником, наверно, было трудно состязаться с лучшим кавалеристом Европы. Они скакали по размытым дорогам — человек, вступавший в жизнь сыном адвоката, и человек, вступавший в нее сыном трактирщика. Теперь один из них стал императором, а другой — королем. Испуганные мэры и дети, репетирующие слова приветствия, видели, как мимо них летят два запыхавшихся, покрытых грязью всадника, и принимали их за вконец загнавших себя курьеров. В деревушке Курсель, где они прятались от ливня на церковном крыльце, Наполеон и Мюрат заметили громыхающую вдали карету невесты и тотчас же помчались в ее сторону. Шталмейстер, сразу же узнавший Наполеона, громко приветствовал его. Мюрат, усмехаясь, спешился и наблюдал за тем, как его шурин забирается в карету, чтобы запечатлеть звучный поцелуй на щечке невесты. Рядом с ней сидела в роли дуэньи супруга Мюрата. Свидетельств того, чтобы насквозь промокший король Неаполитанский выразил желание чмокнуть свою благоверную, также не сохранилось. Это особенно никого не удивило, поскольку всем были известны свары между супругами и весь неаполитанский двор потешался над теми пакостными проделками, которые они устраивали, чтобы досадить друг другу. Да, Мюрат получил свой трон, но скоро должен был признать правоту Шекспира, говорившего о связанных с этим неудобствах. Не так давно он замыслил экспедицию с целью завоевания Сицилии, но основная часть его армии отказалась идти в наступление, а офицеры получили приказы совершенно противоположного характера с какого-то более высокого уровня. Рассвирепевший Мюрат попытался побороть это таинственное влияние, обязав французов, проживающих в Неаполитанском королевстве, принять неаполитанское гражданство, но высшая власть тотчас же не преминула вмешаться. В письме, полученном королем из Парижа и подписанном разлапистой буквой N, указывалось, что император «с удивлением узнал, что Мюрат более не считает себя французом, но тем не менее никогда не должен забывать то обстоятельство, что он поднялся на уровень престола с уровня конюшни на плечах французов!».
Мюрат, потеряв от ярости дар речи, сорвал с себя ленточку ордена Почетного легиона и ночь напролет читал донесения полиции. Его жена, втайне восхищенная этим унизительным разносом, не выразила ему приличествующего сочувствия, но зато немало времени стала посвящать раздумьям о том, как сохранить свою корону, если однажды вся Европа поднимется и выбросит семейство Бонапарт из занимаемых им дворцов.
Реки крови прольются, пока это наконец не произойдет, но Каролина, дожидаясь своего часа, буквально из кожи вон лезла, чтобы угодить новой императрице. В конце концов, для нее и ее сестер водворение Марии Луизы в Тюильри было личным триумфом. Ведь они мечтали выжить ненавистную Жозефину целых тринадцать лет.
Глава 13
Путь через горы
Весна 1810 года. Наполеон развелся и женился снова. В Европе — за исключением Испании и омывающих этот континент морей — воцарился мир. Для Наполеона — это год продвижения к поставленным им целям, год летних празднеств и зимних радостей у камина в домашнем кругу, первый год мира за целых семь лет и он же — последний вплоть до его высылки на Святую Елену. Для большинства маршалов этот год давал возможность расслабиться, побездельничать, порадоваться богатству и титулам, время поохотиться или нарастить жирок на административных должностях. Спокойней других чувствовали себя маршалы, не воевавшие в Испании. Как и их главнокомандующий, они уже давно не слышали звуков, издаваемых рожками пикетов боевого охранения.
Давно ушедшие в отставку Келлерман, Периньон и Серюрье узнавали военные новости из официоза «Moniteur»[24]
, а Лефевр, стоявший лагерем на Дунае, склонялся к тому, чтобы повесить свою саблю на стенку и последовать их примеру. Средний возраст этих четырех ветеранов составлял шестьдесят три года. Они могли принести не много пользы в современной войне, но в схватке один на один, с саблей или пистолетом каждый оказался бы грозным противником.Монси, как и старый Журдан, продолжал наслаждаться постепенно угасающей славой героя Флерюса у себя дома, куда он возвратился из Испании, где наделал кучу ужасных ошибок. Монси вернулся к своему письменному столу, оставленному еще в пору юности, а Журдан был рад забыть Испанию и профессиональным глазом торговца галантереей прикидывал стоимость (и источники оплаты) дорогостоящих нарядов дам, танцевавших на балах, которые жены маршалов давали в честь свадьбы императора.