Истощенная армия пробиралась через разоренную страну по внешнему краю кольца, центром которого был Лиссабон. Перед ней были десятки и десятки укрепленных пунктов. К западу от нее катились волны необъятного океана, усеянного английскими кораблями, подвозившими в Лиссабон припасы. На юге текли воды широкого Тахо, патрулируемого английскими канонерками, а за ним лежала пустынная, страшная страна, в которой нельзя было отыскать ни населения, ни продовольствия, ни фуража. Это был конец военной карьеры Массена.
Все это время Сульт обещал Массена прийти ему на помощь, но так и не пришел. Ней делался все более и более неуправляемым, и его презрение к Массена стало просто патологическим. Он даже пытался уговорить некоего генерала, пришедшего с подкреплениями из Испании, не передавать эти батальоны в распоряжение главнокомандующего, чтобы не подвергать Массена искушению перейти в наступление. Лошади гибли от недостатка фуража, а людей изнуряли явно недостаточные рационы. Похожие от голода на вороньи пугала французские часовые обменивались через брустверы новостями и солеными шуточками с дюжими красномундирниками, объедавшимися говядиной, хлебом, свининой, опивавшимися пивом, ежедневно доставляемыми английскими транспортами в лиссабонскую гавань. Сведения о том, что происходит в Париже, Массена получал из английских газет, перебрасываемых через брустверы дружески настроенными английскими пехотинцами.
День ото дня, неделя за неделей мораль французской армии продолжала падать, поглощаемая нехваткой пищи, отсутствием новостей из дома, нехваткой обмундирования и, прежде всего, отсутствием надежды. Хотя английские укрепления в основном представляли собой наспех вырытые траншеи, французы чувствовали себя слишком слабыми, чтобы их атаковать. К февралю 1811 года полководец, который так прекрасно держался в Генуе, борясь с немыслимыми трудностями, понял, что проиграл. Спокойно, без суеты он отдал приказ к отступлению, и 3 марта его армия начала долгий марш в Испанию.
И тут мрачный, трудно предсказуемый Ней нашел в себе силы собраться и снова стать солдатом. Раньше на всем протяжении похода в Португалию и длительной, бесперспективной осады Торрес-Ведраса он только и делал, что выискивал ошибки и критиковал действия своего командира. Иногда его поведение граничило с попытками мятежа и должно было крайне раздражать терпимого Массена. Поставленный же перед задачей прикрывать отступление, Ней проявил свои лучшие полководческие дарования. Каждое утро Веллингтон обнаруживал перед собой готовый к бою и решительный арьергард, а каждый вечер — французский лагерь, откуда Нея надо было еще и еще раз выдавливать фланговыми маневрами.
Джонни Кинкейд, английский стрелок, служивший в Легкой дивизии, двигавшейся в авангарде преследователей, за время длительного, мучительного и подчас кровопролитного отступления французов научился относиться к французскому солдату с большим уважением. Солдаты императора никогда не выглядели изнуренными, измученными. Во главе с ехавшим впереди Неем они превосходно ориентировались в ситуации, проявляли достаточную агрессивность и всегда были готовы использовать любую оплошность противника. Для Нея это была репетиция его tour de force[25]
в русском походе. Если Легкая дивизия продвигалась слишком быстро, французы разворачивались и нападали на преследователей. Если же дивизия отставала, то солдаты императора получали возможность спокойно дойти до переправы. В одном случае английский полк попал в ловушку и был почти полностью уничтожен. «Он казался, — сообщает очевидец этого события, — красным угрем, извивающимся среди темной массы врагов».Время от времени наблюдались вспышки дикости, варварства, обычно не свойственные солдатам Наполеона. Однажды Кинкейд набрел на останки португальца в гражданском платье. Он лежал, расплющенный гигантским камнем, посреди деревенской улицы. Это было предостережение португальским партизанам. Такие вещи были ответом на безудержную жестокость испанских гверильясов.
В другом месте Массена, подвергшись нападению, чуть было сам не попал в плен. Дело в том, что Ней послал ему депешу о смене им своей позиции, но она не поспела вовремя. Массена же, не забывавший о жизненных благах даже в самый разгар отступления, как раз нашел подходящее место для завтрака на воздухе и не успел еще приняться за еду, как перевалившие через холм английские гусары появились всего в восьмидесяти ярдах от его стола.
Изумленный главнокомандующий, полагавший, что его самого и его штаб от противника отделяют шеренги нескольких дивизий, приказал гусарам своего эскорта и десятку офицеров штаба атаковать гусар. Англичане развернулись и обратились в бегство, но офицеры штаба тотчас же сообразили, что скачут прямо на английский авангард. Они, в свою очередь, развернулись и ускакали. Завтрак был оставлен востроглазым гусарам, а Массена и его штаб спешно отправились вслед за уходящим в туман французским арьергардом.