Ядро армии составляли французы, солдаты, совершавшие марши и сражавшиеся под командованием Наполеона вот уже четырнадцать лет. Это были те самые «старые ворчуны», «усачи», «дубленые шкуры», пережившие битвы при Арколе, Лоди, пирамидах, Маренго, Аустерлице, германскую и польскую кампании. Армия была их родным домом, а непрерывные сражения за славу и добычу — образом жизни. Многие из них заслужили кресты, и почти все могли похвастаться шрамами. Они прибывали сюда, в Дрезден, с нагорий ненавистного им Пиренейского полуострова, пройдя через всю Францию. Они добирались из гарнизонов, расположенных в Италии и Германии, из учебных лагерей Восточной Франции и морских портов ее западного побережья. Они с презрением относились к поджидавшей их многоязычной орде союзников, ко всем этим голландцам, итальянцам и вюртембержцам, саксонцам, бежавшим под Ваграмом, и баденцам, бежавшим под Йеной. Благожелательно они встретили только поляков под командованием высокородного Понятовского. И делали они это не потому, что поляки прославили себя как замечательные воины — было ясно, что польские солдаты видят в новой войне возможность завоевать свободу, о которой мечтало и молилось столько поколений их соотечественников. Таким образом, рассуждали ветераны, поляки будут биться не на жизнь, а на смерть. Итак, в войне против царя французы вполне могли рассчитывать на Понятовского и его уланов, но прочим, то есть солдатам из маленьких германских государств и иных вассальных территорий, едва ли будут поручены более ответственные роли, чем служба в обозах, в боевом охранении на флангах и сопровождение конвоев. Ветераны, почти не обращая внимания на этих наемников, просматривали бюллетени в поисках последних данных об именах корпусных командиров, которым предстоит вести их на битвы.
Вскоре они успокоились. В бюллетенях, в частности, стояло имя надежного Даву, временно освобожденного от своих обязанностей по управлению севером Европы и точно в срок подошедшего на место встречи к Дрездену со своим великолепно экипированным корпусом. На место встречи прибыл и Ней, из чего следовало, что Наполеона мало заботит его скандальное неповиновение Массена в Испании. Появление Le Rougeaud (Рыжего) с восторгом приветствовал каждый пехотинец французской армии. Оно означало, что армия снова увидит его плащ на несколько шагов впереди атакующих шеренг. Здесь был и Удино, репутация которого как мастера атаки уступала только репутации Ланна. В штаб-квартиру приехал и болтливый Виктор, уже выразивший желание остаться в солнечной Андалусии с Сультом. Здесь были и Макдональд, и командующий Императорской гвардией Бессьер. На своем обычном месте присутствовал Бертье. Еще один ветеран испанской войны, Мортье, командовал Молодой гвардией. Были представлены и коронованные особы. Помимо Жерома, самого младшего брата Наполеона, назначенного им королем Вестфальским, в Дрезден из Неаполя прибыл Иоахим Мюрат со своим блистательным штабом, намеревавшийся покорить сердца всех русских дам и завоевать уважение всех их кавалеров. Перспектива проскакать сотни миль по этой стране, столь удобной для продвижения по ней кавалерии, приводила Мюрата в полное восхищение. В наступлении по русским равнинам он мог увидеть чудесную возможность поразить казаков великолепием своего мундира.
Прибыл еще один маршал, пятидесятисемилетний и все еще прислушивающийся к барабанному бою. Это был сын мельника Лефевр. При въезде в Дрезден его уважительно приветствовали.
И вот вся эта гигантская армия выступила в поход, направляясь на восток, и пересекла Неман во второй половине июня. Так началась кампания, которая удерживала самое почетное место в календаре военных катастроф ровно сто тридцать один год — пока не произошла сравнимая с ней по масштабам катастрофа под Сталинградом, ознаменовавшая крах армии германских интервентов.
Удино и Макдональд продвигались на левом фланге, оставаясь в пределах Литвы и прикрывая главные силы, наступавшие в клубах пыли по направлению к Смоленску. Маршала Удино сопровождал генерал, имя которого уже несколько раз упоминалось в книге, но который к этому времени маршалом еще не стал. Этого генерала и бывшего чертежника звали Сен-Сир. В русской кампании он получит возможность вписать свое имя в легеду о Наполеоне. Еще один полководец, которому также было суждено стать маршалом, шел с главными силами. Это был князь Понятовский. Убедить его, что день перехода через Неман не есть Судный день для его родной Польши, было бы крайне трудно. С безопасного расстояния за наступлением наблюдал некий бывший маршал, теперь наследный принц. К этому времени Бернадот нашел себе новый «забор», на этот раз — в Швеции. Между прочим, он уже зондировал мнение царя по поводу возможности заключения союза.