Марта из Идар-Оберштайна

Анна с Захаром встречались еще несколько лет. Девушка неоднократно пыталась закончить отношения, но всякий раз мужчина мастерски тушил вспыхнувший пожар. С той ночи Анна стала ощущать в постели его жену. Как-то раз он явился с царапинами на спине и прикушенной в двух местах шеей. Видимо, таким способом законная супруга передавала любовнице привет и демонстрировала их неугасающую страсть. Активизировалась в социальных сетях, выкладывая совместные фото с отдыха, и тайком срезала с его головы волосы для обряда отвода глаз.

Время катилось колесом гужевой повозки. Скрипело, спотыкалось, подпрыгивало на ухабах. Анна взяла новый класс и привычно к Празднику первого звонка сшила платье-футляр, но, как всегда, фиалковое. Директриса похвалила новый наряд и полюбопытствовала, почему ежегодно выбор в сторону оттенка фиолетового. Анна Ивановна, не задумываясь, процитировала Рождественского:

– «И живу я на земле доброй за себя и за того парня».

– Не поняла.

Учительница с грустью покачала головой:

– Кто его знает. Похоже, ношу за кого-то, не примерявшего ни одного аметистового, лилового и глициниевого наряда.

Захар за это время открыл ветеринарную аптеку, построил на выезде из города отель «Мадам», объяснив название как производное от классной дамы, и стал баллотироваться в депутаты. Он, как прежде, приезжал три раза в неделю, но теперь парковался прямо под домом, больше не скрывая свою связь, а у Анны участились приступы мигрени, голова болела каждую неделю.

Когда Егор перешел в седьмой класс, жена Захара приготовила свой главный козырь. Проиграв партизанскую войну и скопировав все, что только могла, – от прически учительницы до ее манеры носить сумку на сгибе руки, посетив школу и устроив там громкий скандал, потребовав у мужа денежную компенсацию, женщина забеременела третьим ребенком и с первого месяца своего интересного положения начала разгуливать по городу в платье с завышенной талией. Анна поставила на отношениях жирный крест, а у Захара закончились аргументы. Он наконец собрал в пакет шнурки, отдал ключи и исчез из ее жизни. Вот только каждый понедельник, среду и четверг женщине хотелось уехать на остров Тристан-да-Кунья или улететь на Луну.

Наступила еще одна белая, скучная, временами злопамятная зима. Навалила полные закрома синего снега, вытянулись сосульки, и луна прилегла на солнце, проглотив его лакомую часть. Следом город залило оттепелью, и снег сгорел живьем, чисто в крематории. Деревья заныли из-за резких смен температуры, а морозы, грянувшие без особого спроса, подсушили землю, и та в местах проталин напоминала старые человеческие локти. Школьники поглядывали в окна и тосковали по санным поездам и игре в снежки.

За январем явился февраль. Месяц без «хвоста» и без полнолуния. Под крышами запели сосульки, запахло талой водой и почему-то земляникой. В небе разлилась бирюза. Ветки затянуло инеем, напоминающим ажурную вязку «Медвежьи лапки».

В ее классе теперь учился сын ее самой первой ученицы, которую за смуглость кожи называли Цыганочкой. В понедельник во время привычного внеурочного разговора бывшая ученица упомянула, что в этом году они празднуют десятилетие с момента окончания школы, и предупредила, что Анна Ивановна в списке приглашенных. Ребенок, нетерпеливо растягивающий лямки ранца и ковыряющийся в носу, неожиданно оживился:

– А вы точно учительница моей мамы?

– Да.

– А вы что, бессмертная?

В тот же вечер раздался звонок. Анна ответила на вызов, а там вместо «алло» зазвучала давно забытая мелодия: «Высоко облака ватные, упаду на траву мятную…» Учительница прослезилась и мысленно сосчитала, что ее первым ученикам уже по двадцать семь лет. Из размышлений ее выдернул бас Антона, устроившего когда-то в туалете потоп:

– Анна Ивановна, вы здесь? Рад вас слышать. Приглашаю на встречу выпускников. Ждем 15 февраля в ресторане «Леонтий».

Женщина снова шмыгнула носом, и Антон быстро нашелся:

– Ну что вы! Не стоит. Давайте лучше расскажу, за что я люблю осень.

Учительница нежно пожурила:

– Антоша, за окном давно зима, – нажала кнопку отбоя, подошла к настенному календарю и обвела дату красным. Опять Сретение.

У входа в ресторан толпился народ. Молодые люди вели себя по-ученически: смеялись, пританцовывали, гримасничали и дурачились. Никто не заходил внутрь, хотя стоял колючий февральский мороз. Учительница немного опаздывала, и, когда мелькнул ее закутанный в мех силуэт, раздался дружный крик:

– Ну, Анна Ивановна, наконец-то! Мы уже отморозили себе зубы, уши и мозги.

Опоздавшая засияла:

– Тогда почему не заходите? На улице минус пятнадцать.

Располневший директор двух станций автосервиса и заправки пробасил:

– А как же наша традиция? – и указал на стену. Там, на криво прицепленном ватмане, зияли две ладошки, две восьмые ноты и красное, чуть сплющенное сердце.