Марта из Идар-Оберштайна

За неделю до начала учебного процесса директриса вызвала учительницу на кулуарную беседу. Анна Ивановна долго не могла уловить предмет разговора, а та еще больше запутывала, заходила то с тыла, то с левого фланга, то со стороны деревянного коридора, в котором из года в год планировали сделать ремонт. Для начала прокомментировала новую программу, подготовку к линейке, изменения в столовой, а под конец поздравила.

– С чем?

– В вашем классе будет учиться сын Мистера Твистера. Поэтому постарайтесь и с ребенком, и с его родителями найти общий язык. Школе давно нужен спонсор. Обновить черепицу, заменить окна, тюль, карнизы.

Анна резко встала:

– У меня со всеми родителями ровные отношения.

Директриса снисходительно улыбнулась и заговорила как с маленькой:

– А я у вас прошу не ровных, а теплых. Улавливаете разницу?

Захара в городе знали все. А как не знать местного магната, владельца хлебокомбината и маслозавода, миленького отеля на десять номеров с многообещающим названием «Бристоль», нескольких аптек и кофеен. Коммерсант ворочал большими деньгами, создавал новые рабочие места, и вскоре к нему прилепилось прозвище Мистера Твистера – дельца и банкира, владельца заводов, газет, пароходов. Анна видела его несколько раз. На открытии кинотеатра, когда с местной актрисой второго плана вонзал ножницы в сорокасантиметровую ленту, видимо, позаимствовав идею из Северной Кореи. В аптеке, стоя в очереди за лекарством от мигрени, и на стадионе. Учительница перед каждым Праздником первого звонка пыталась похудеть и недели за две начинала активные физические упражнения. Захар, ведущий здоровый образ жизни, несколько раз даже подходил и давал непрошеные советы типа: «Не стесняйтесь переходить на шаг. Это не мухлеж, это необходимость». Она пропускала рекомендации мимо ушей и размашистой рысцой бежала дальше.

О нем ходило множество слухов. Кто-то сплетничал о многочисленных любовницах и незаконнорожденных детях, кто-то обвинял в сговоре с нечистой силой и участии в шаманских обрядах, иначе как объяснить такое благосостояние? Третьи, ничего особо не доказывая, поплотнее запахивали потертые лапсердаки и философствовали: «Богачи едят калачи, да не спят ни в день, ни в ночи; бедняк чего ни хлебнет, да заснет». Короче говоря, никто не оставался равнодушным к его персоне.

Анна бизнесмена заметила сразу. Уж слишком он выделялся из разношерстной толпы, пахнущей «Шахразадой», по́том, чесноком, дешевыми сигаретами, утренними котлетами, курительными палочками и котами. Мужчина не бегал поминутно к парте сына, не таращился с глупым выражением лица в экран своего гаджета, не посылал чаду воздушные поцелуи и не приставал с вопросом: «Масик, хочешь в туалет?» Просто стоял у окна и с неподдельным интересом наблюдал за учительницей. На нем идеально сидел сшитый на заказ костюм и обувь, видимо, не из местных магазинов «Лаптевъ» и «Ножкин дом». На руке – швейцарские часы под сапфировым стеклом, гладкий узел шелкового восьмисантиметрового галстука и стрижка, как у представителя шоу-бизнеса. Держался с неоспоримым достоинством и транслировал успех.

Из соседних кабинетов уже доносилось нестройное и заезженное:

– Будем входить в класс в грязной обуви?

– Нет!

– Будем вытирать руки о шторы?

– Нет!

– Будем писать на стенах?

– Нет!

– Будем носить сменную обувь?

– Да!

– Будем драться на переменах?

– Нет!

– Будем опаздывать на урок?

– Нет!

– Будем стараться хорошо учиться?

– Да!

Анна ждала, когда самая тревожная мама, смахивающая на желтоголового королька, закончит перевязывать своей принцессе банты, и вспоминала ролик тридцатых годов. В нем сквозь многочисленные потертости и царапины прорывалась монашеского вида учительница в блузе с воротничком «Питер Пэн», нараспев поздравляющая учеников: «В советской стране учатся все ребята. Наша родная партия, правительство и горячо любимый товарищ Сталин заботятся о нас и дают все возможное, чтобы жизнь была радостной и счастливой. Так что мы скажем товарищу Сталину?» Из-за парт грянуло дружное и задорное: «Спасибо!»

Наконец Ана Вана вышла на середину класса, подняла руки вверх, собираясь не то дирижировать, не то плыть баттерфляем, отмахнулась от испытующего взгляда Захара и сердечно произнесла: