Никто не знает, почему в мире все происходит так, а не иначе, а я ни о чем не жалею и никого ни в чем не виню.
Кухня
Мартин впервые побывал в квартире Клелии. Они возвращались с уроков музыки, и он разодрал колено, спускаясь по кривым бетонным ступенькам с отбитыми краями. Мартин застенчиво запротестовал, но Клелия настояла на том, чтобы обработать рану у нее дома, который был ближе, чем дом Мартина. Кроме них в квартире никого не было. Комната Клелии удивила и немного разочаровала Мартина. Она была похожа на его собственную, только книг тут было значительно больше. На полках между ними стояли фарфоровые куры и дешевые вазочки. Клелия протерла его колено сначала мокрой ваткой, потом зеленкой и заклеила пластырем.
– А теперь пошли пить чай.
Она привела его на кухню и поставила чайник. Яблочное варенье в хрустальной креманке было покрыто подсохшей корочкой. А может быть, это было грушевое варенье. Он не был уверен. На подоконнике стояли горшки с каланхоэ. Чужие кухни и гостиные при первом посещении казались Мартину улучшенными версиями кухни и гостиной в его квартире. В них отчего-то всегда было уютнее и наряднее, чем у него. Он еще не достиг того возраста (вообще-то говоря, он его никогда не достигнет), когда такие места, да вообще любые места, но в особенности такие оцениваются с помощью сформировавшегося и вполне осознанного вкуса. Искренне восхищаясь штампованными розами на флизелиновых обоях, салатовой бахромой на золотистых портьерах и стеклянными бусинами на люстре, Мартин принимал их как есть, с открытой душой, вообще не оценивая степень их красоты или уродства. Они существовали для него разом, все вместе, а не по-отдельности, составляя с внешним миром какие-то особые отношения, будучи одновременно изолированными от него и связанными с ним его собственным, трудно установимым образом. Они были даром, исключительным моментом, который принадлежал только ему, а не результатом чьих-то неправильных решений, до которых ему не было дела.
Он пил чай и смотрел в окно на неузнаваемый под новым ракурсом двор. С улицы веяло ласковой весенней свежестью. Сквозь кружевные занавески проникал яркий, но мягкий свет. Ему казалось бесконечно трагичным то, что он не может быть на этой кухне никем, кроме как случайным и не совсем уместным гостем, но это только увеличивало ценность проведенных им здесь минут. Это была самая уютная и нарядная кухня из всех, на которых бывал Мартин.
Клелия никогда не делала бестактных замечаний относительно его поведения или внешнего вида. Если бы в этот момент с ним оказался здесь любой другой человек, он обязательно сказал бы что-нибудь вроде ироничного "Какой серьезный!", насаждая свое превосходство над Мартином, которому ничего не оставалось в таких случаях, кроме как улыбаться и краснеть от обиды или смущения. Но Клелия была не такой. Она просто сидела рядом и пила чай, как будто все в порядке, как будто так все и должно быть. Чай был горячий. Мартин прихлебывал его большими глотками, и от этого его десны у внутренней стороны зубов ритмично пульсировали. Интересно, думал он, чувствует ли Клелия сейчас то же самое и получает ли от этого такое же сильное удовольствие, как он?
Альбом для рисования
На первом этаже их дома жил старик, который никогда ни с кем не разговаривал. Неизвестно, был ли он немой, или просто не хотел говорить. Он был так одинок, что никто не знал его имени. Время от времени его видели на пустыре позади дома. Очень медленно он пересекал небольшую поляну, поросшую низкой травой, садился на уцелевшую половину лавки без спинки, клал на колени одну из своих, таких же старых, как он, книг и сидел так часами, временами отвлекаясь от чтения и глядя куда-то в несуществующую даль. Иногда в его руках возникал листок, и старик что-то там ни то писал, ни то рисовал. Никто, даже дети, которые приходили на пустырь ловить жуков и строить шалаши, не обращал внимания на его присутствие. Как если бы он был курицей или кошкой. Однажды Мартин видел, как он выходит из леса, а позади него закатное солнце сияло так, как будто было спрятано прямо между деревьями. С тех пор Мартину казалось, что старик носит с собой повсюду туманный розовый свет.
Однажды он видел из окна своей комнаты, как старик сорвал несколько цветков ромашки и люцерны и унес с собой. В тот же вечер Мартин заглянул в его окно и обнаружил на подоконнике букетик в фарфоровой чашке с дикой розой на перламутровом боку. В глубине комнаты, за тяжелыми от пыли занавесками, можно было разглядеть клетчатый плед на кушетке и несколько портретов в настольных рамах из темного дерева перед сервантом, освещенным теплым ламповым светом.