Мартин М.: Цветы моего детства

Но бабочки никуда не летели, вместо этого они падали на пол, а Корнелиус терпеливо подбирал их, стараясь не повредить чешуйки на крыльях. Мать тогда сказала, пытаясь утешить Мартина, что они просто спят. Но он знал, что это не так. К тому моменту он уже успел осознать неизбежность собственной смерти и все время колебался между ужасом настоящего конца и верой во что-то успокоительно-возвышенное и невыразимо прекрасное – сияющую вечность, которая приютит его в соответствии с его собственными представлениями о благе.

И теперь это смутное, но неотступное устремление всех его мыслей и желаний заставляло Мартина бродить по прилегавшей к их городу деревне и думать о том, что все котята, которых утопила бабушка, все слепые марии, все уродливые игрушки, которых никто не купит и никогда не полюбит, все нерасторопные матери, которыми пренебрегают, все учительницы, которых не слушают, все потерявшие самых близких, все пимпочки, все замученные дождевые черви, все погибшие в младенчестве кроты, все лисы из снов, все неперелетные птицы, все бессловесные старики, все выброшенные на помойку щенки, все грязные щели, на которые никто не смотрит, все сломанные велосипеды, все фильмы, которые никому не понравились, все зачахшие яблони, все увядшие розы, все уставшие странники, все ненаписанные книги, все уборщицы с васильками на джинсах, все заблудившиеся в темном лесу мальчики, все погибшие на космических кораблях обезьянки, все трогательные уродцы, которых он рисовал цветными фломастерами, все невзрачные цветочки и листики, все самые тусклые звезды, все мутные лужицы, все серые попугайчики, все препарированные бабочки – все они будут извлечены из ткани времени и пространства, и каким-то неопределимым образом всем им станет очень хорошо в неопределимом и неописуемом смысле.

Неожиданность

С некоторых пор Фредерик стал подниматься по утрам еще раньше обычного и вместо привычного маршрута через городские тротуары к спортплощадке бежал на кладбище. Почему законное желание посетить могилу собственной жены представлялось ему чем-то таким, что необходимо было держать от всех в секрете, в том числе от Мартина (особенно от Мартина), он не знал, но догадывался, что это как-то связано с тем возмутительным обстоятельством, что одна мысль о сыне отнимает у него последние остатки мужества. Сын. Ни вслух, ни про себя он никогда этим словом не пользовался. Сын, жена, муж. Что-то было не так с этими понятиями. Ему было от них неприятно, но не оттого, что жена его умерла. Отчего-то другого. Он старался не предаваться подобным размышлениям, но они оставались где-то в поле его зрения всегда. Обычно он присаживался на невысокую деревянную оградку, подпирал голову рукой и сидел так в течение неопределенного количества времени, разглядывая надгробия и прислушиваясь к пению лесных птиц. Ему нравилось чувство безопасности и меланхолии, которое наводило на него это место.

Чрезмерной наблюдательностью он не отличался, но все же не мог не заметить, что время от времени на могиле возникают свежие цветы, которых сам он никогда сюда не приносил. Обычно это были маленькие полевые букеты или анютины глазки, какие сажают перед домом офицеров, но иногда ему случалось видеть здесь и дорогие пионовидные розы, которые уж точно не могла притащить какая-нибудь чувствительная знакомая умершей. У Фредерика возникла фантастическая идея: а не было ли у его жены тайного любовника, который теперь ходит сюда поочередно с ним? Самая очевидная разгадка этой тайны почему-то так и не пришла ему в голову, пока случайно не открылась сама собой. Засидевшись как-то воскресным утром здесь дольше обычного, он вдруг услыхал приближающиеся к нему по тропинке, ведущей в город, шаги и отчего-то решил немедленно спрятаться в лесу за березами. Инстинкт его не подвел – в неожиданном посетителе он, выглянув из своей засады, узнал Мартина. Тот положил на могилу букет с голубыми головками и сел на то же место, которое Фредерик занимал минуту назад, вероятно, еще хранившее тепло его мускулистого зада. Что-то заворожило его в этой картине. Вот они – согласные во всем и любимые друг другом, его странный сын и его мертвая жена. А он – словно маленький мальчик, наблюдающий за весельем других детей из окна своей комнаты, которую ему запрещено покидать. Ему стало стыдно. Немного потоптавшись на месте, он углубился в лес и, сделав большой круг, чтобы уж наверняка ни с кем больше не пересечься, вернулся в город.

Поход в музей