Он старался вложить в это слово всю свою преданность, все симпатию к своему милому другу. Если выходило слишком тоскливо, он боялся, что Фи решит, что надоел ему. А если – слишком весело, Фи мог подумать, что Мартин рад от него избавиться.
Мария посвящала его в тайны садоводства. Он помогал ей ухаживать за садом, а она позволяла ему время от времени срезать какие-нибудь цветы. Что он с ними делает, она не спрашивала. Мужчина с усами никогда ничего не говорил и не обращал внимания ни на что, кроме своих цыплят.
Однажды Мартин предложил Марии прогуляться с ним на кладбище. Мария не была удивлена. Казалось даже, что она ждала этого предложения. Он никого еще сюда не приводил. К этому моменту могила его матери была вся усыпана цветами, которые он приносил, в основном засохшими. На гранитной плите было несколько пластилиновых роз и венок из увядших одуванчиков.
–
Здесь лежит моя мама.Мартин был так растроган собственными словами, что едва сдержал слезы.
–
Здесь очень красиво.Мария смогла различить пионовидную розу из своего сада среди других засохших цветов, ставших теперь похожими друг на друга, как бывают похожи между собой очень старые люди.
Только сейчас Мартину пришло в голову, что он никогда не видел в доме Марии никого, кроме мужчины с усами, который, вероятно, был ее отцом. Задавать ей вопрос о матери прямо сейчас показалось ему неприличным, и он промолчал.
–
Какие цветы она больше всего любила?Мартин задумался. Он был слишком мал, чтобы дарить ей цветы, когда она была жива.
–
Она выращивала фиалки в горшках. Когда она умерла, они исчезли.Это было правдой. Он не знал наверняка, как это произошло, но был почти уверен, что их выбросил отец или Корнелиус.
–
Мы можем вырастить новые фиалки для нее.–
Правда?Вместо ответа она улыбнулась и посмотрела в сторону. Где-то невдалеке раздалась серия резких высоких звуков, похожих на писк резиновой уточки.
–
Все думают, что дятлы умеют только стучать. Но это не так. Дятлы умеют петь.Мартин поднял голову. На высокой сосне примостилась крупная пестрая птица с белой грудкой и красной шапочкой. На пение это было похоже очень мало.
Глория
Госпожа Лилия всегда обращалась с Мартином натужно дружелюбно.
–
Ну здравствуй!С этими словами она наклоняла к нему свое густо напудренное лицо и расплывалась в покровительственной улыбке. Мартин сдержанно отвечал: «Здравствуйте», – и уходил к себе в комнату. Корнелиус говорил, что она шлюха. Мартин не вполне понимал смысл этого слова. Также он не понимал, что могло привлекать ее в отце, но был благодарен ей за то, что иногда она избавляла их от его общества. К сожалению, в последнее время они оба все чаще проводили время здесь, в их доме. Несколько раз госпожа Лилия даже оставалась на ночь. В шкафчике над раковиной появилась пара загадочных стеклянных баночек. В одной из них можно было распознать туалетную воду. На ней была нарисована дама в черных чулках, а сверху наискосок золотыми буквами было выведено название – «Глория». Должно быть, подумал Мартин, где-нибудь еще живет госпожа по имени Глория, у которой в шкафчике хранится туалетная вода под названием «Лилия».
Все это вполне можно было бы терпеть, если бы госпожа Лилия не перешла черту. Придя однажды из школы, он застал ее на кухне облаченной в старый халат его мертвой матери и поливающей фиалки, которые он выращивал для ее могилы.
–
Ну здравствуй!Мартин ничего не ответил, сгреб в охапку три маленьких горшочка с розовыми и сиреневыми цветами и унес их в свою комнату. Вечером того же дня он слышал, как она говорит с отцом. Хотя он смог разобрать только отдельные фразы – «бедный мальчик» и «надо же заниматься воспитанием», – но этого хватило, чтобы понять, что она говорит о нем.
Все уже легли спать, когда Мартин совершал свой вечерний туалет. Он принял душ, почистил зубы и насухо вытерся большим махровым полотенцем, которое когда-то было белоснежным, но со временем приобрело желтовато-серый оттенок. Затем он открыл шкафчик над раковиной, взял в руки пузырек с туалетной водой, открутил колпачок в виде розы и аккуратно вылил содержимое в сток ванны. Удерживая пузырек в левой руке, он выпустил из себя решительную струю мочи, стараясь попасть в узкое горлышко. Когда «Глория» снова была наполнена, он закончил облегчаться в сток, закрутил колпачок и поставил ее на прежнее место.
Метафизика