Мартон и его друзья

Отец Лайоша, еще молодой, тридцативосьмилетний мужчина, был парикмахером. Мать Лайоша была того моложе. Шестнадцати лет вышла она замуж за смуглолицего Петера Балога и родила ему восемь детей. Половина из них — две девочки и два мальчика — осталась в живых. Все они были черноволосые, черноглазые, чернобровые — и брови у всех были такие, что твои усы. Исключением была младшая дочь. У ней, бог знает почему, и глаза были голубые и волосы такие рыжие, что вот-вот вспыхнут пламенем, а белоснежная кожа лица была вся усыпана рыжими веснушками — словно зернышки клубники бросили на сливки. «Не родись она дома, — рассуждал Петер Балог, — я подумал бы, что ее в больнице перепутали. Такие случаи я знаю. Но чтобы в утробе матери перепутали младенца — в жизни не слыхал такого». — «Да успокойтесь вы, господин мастер! Нет тут ничего особенного! Просто краска вся вышла!» — утешали терзавшегося сомнениями парикмахера его клиенты. «Какая там краска? Что за глупости! — возмущался мастер, подправляя бритву, но, быстро спохватившись, любезно добавлял: — Шутить изволите?»

Вопрос о «рыжем» отпрыске черноволосых родителей обсуждался во всеуслышание, и в этом не было ничего особенного. В парикмахерских — этих своеобразных клубах или казино того времени — обсуждалось все, начиная от расстройства желудка и кончая судьбами австро-венгерской монархии. Правда, даже на самые сложные вопросы не тратили времени больше, чем нужно для бритья; или, в лучшем случае, для бритья и стрижки. Задавил трамвай кого, убили кого-нибудь или ограбили; растрата, семейная жизнь, самоубийство, воспитание детей, актрисы, футбол и бега; состояние торговли и промышленности; язык команды в венгерской армии, а теперь, с началом войны, положение на фронтах; правильное и неправильное руководство военными действиями; замечательные стратегические решения; русские, французы, сербы — здесь обсуждалось все, пока щелкали ножницы, трещала борода под бритвой, шипя, вырывался одеколон из кривой трубочки, пока не раздавался завершающий все парикмахерские маневры вопрос: «Пудру прикажете?»

Примечательно было то, что, когда у Петера Балога мастерская была в первом районе, он бранил «безродных социалистов», ругал антигабсбургские партии, превозносил католические школы (которые, «сударь, стоят намного выше государственных школ… Да, да! Страшная подрастает молодежь, не то что, прошу прощения, в наше время. Ужас берет, когда подумаешь, чем это кончится. Никого, ничего не почитают, ни бога, ни короля, ни богатство. Наступает конец света! Ой-ой-ой, ой-ой!.. Пудру прикажете?»). Когда же парикмахерская Балога переехала в шестой район, на улицу Лехел, он выступал в защиту всеобщего избирательного права, ратовал за «Три восьмерки»[48], возмущался ночной сменой и требовал передачи школ в руки государства. «Довольно с нас попов! Здесь, товарищ, революция нужна, революция. Пудру прикажете?» А теперь вот уже несколько лет его парикмахерская помещалась на проспекте Йожефа, и он вместе с подмастерьями придерживался либеральных взглядов. Под тот же треск бритвы обсуждался вопрос о самостоятельной таможенной территории, о венгерском эмиссионном банке и армии; предлагалось решение школьных проблем предоставить самим родителям. «Кому попы нужны, пусть обучают детей у попов, должна же быть свобода совести! Сударь, это ж неслыханно, чтобы в современном государстве латифундии и церковные поместья душили крестьянство. Ведь подорвана покупательная способность большей части населения страны. Потому и чахнет венгерская промышленность и торговля. Это уже вопрос не свободы совести, а нашего всеобщего благосостояния. Вот где, сударь, собака зарыта… Пудры?»

Под влиянием клиентуры Йожефовского района и ее просвещенных взглядов на вопросы воспитания детей Петер Балог решил во что бы ни стало нанять для своей семьи квартиру из двух комнат, чтобы подросшие дети не спали в одной комнате с родителями. Но так как благосостояние Балога не соответствовало его просвещенным взглядам на воспитание, то он вынужден был снять квартиру по соседству с домами терпимости, на улице Конти, ибо там за квартиру из двух комнат взимали столько же, сколько на другой порядочной улице за одну комнату. Так и случилось, что Петер Балог, выиграв на одном, потерял на другом. И теперь воображение подрастающих детей развращали уже не любовные отношения родителей, а проститутки, непрерывно гулявшие возле их дома. Прав был г-н Фицек, когда говорил: «По одежке протягивай ножки! Не то укроешься с головой — ноги наружу, ноги укроешь — голова торчит».

5

Компания была уже в сборе.