Шаролта понятия не имела о том, в какой связи попала эта фраза в речь мужа, но все-таки отдала ей дань кивком головы. Она покончила с клеткой попугая — Доминич все еще продолжал свою речь — и на цыпочках подошла к висевшей на стене клетке с канарейкой, чтобы и в ней навести порядок. Пичужка весело посвистывала и, высоко закинув голову, бросала в небо трели, не удостаивая внимания ни избирательный список, ни поливочную повозку, завоеванную благодаря социалистической идее, ни кота, который бесшумно появился у приоткрытой двери.
— Петике, не болтайся под ногами! — прошептала Шаролта. Кот вступил на дорожку, разостланную между кроватью и стеной, и лег на нее. Зрачки его так сузились, что щелочка в них стала тоньше лезвия безопасной бритвы.
Он наблюдал за канарейкой почти равнодушно, и только мускулистый хвост с силой ударялся об пол каждый раз, как птичка перескакивала с места на место.
Последний питомец комнатного зверинца Цезарь непритворно и честно спал, уткнувшись мордой в лапы. Над головой у него муха вот уже пятидесятый раз пыталась добраться по стеклу к верхнему переплету оконной рамы и, почти достигнув цели, с шумным протестом, жужжа, скользила вниз.
Шаролта, которая, наклонившись, убирала что-то, почувствовала внезапно, что ораторствующий муж наблюдает за ней в зеркало. Взгляд мужа остановился на обтянутой юбке жены. И в зеркале это показалось ему настолько новым, что какая-то очередная вдохновенная фраза застряла у него в глотке. Доминич повернулся, уставился на юбку, потом махнул рукой. Нахлынувшее чувство скользнуло обратно, как муха по оконному стеклу.
— Quo vadis?[12] — воскликнул он, широко раскинув руки. — Куда идешь, товарищ? Вот в чем сейчас вопрос! Был ли ты уже в комиссии по избирательным спискам, и, если был, чего ты там добился?.. Более неотложной задачи у тебя сейчас быть не может! Мы, пролетарии, собрались нынче со всей страны, чтобы выразить свое негодование, а если понадобится, так и вступить в борьбу за тех, кого не хотят вносить в избирательные списки, хотя они имеют на это полное право. Мы собрались затем, чтобы сказать во всеуслышание кому надо: «Советуем поостеречься!.. Народ пока что просит, просит вас!»
— До чего ты красиво говоришь, Пиштука! — восхищенно сказала Шаролта.
— Я думаю! Послушала бы ты когда-нибудь этого Пюнкешти, вот тогда и поняла бы разницу. С точки зрения ораторского искусства его выступления и ломаного гроша не стоят. И этот ханжа, этот лицемер спит и видит, как бы занять мое место! — с искренним возмущением сказал Доминич. — Люди не способны здраво судить о самих себе. — Потом, будто беседуя с собой, добавил: — И все-таки черт знает почему, но секция токарей уважает его и слушается…
— Вот дался тебе этот Пюнкешти, это ничтожество! Ведь он тебе и в подметки не годится…
— Это я знаю! Но почему же тогда Шниттер сказал: «Доминич, глядите в оба, мне не хотелось бы расстаться с вами, да и вам тоже несподручно будет опять за десять форинтов в неделю гнуть спину на заводе. Вы уже это переросли».
— Так и сказал?.. Святая Мария!.. Ужас-то какой! А что ему понадобилось, этому проклятому Пюнкешти?
— Мои доходы! — гаркнул Доминич. — Пойми раз и навсегда: у таких людей во всех случаях надо искать экономическую подоплеку… Деньги! Деньги!.. Знаешь, что такое деньги?
— Знаю… — пролепетала Шаролта.
— А коли знаешь, так не мешай! Продолжаю!
От волнения тенор Доминича достиг такой высоты, что Шаролта даже вздрогнула.
— Товарищи, иных из вас хотят лишить голоса, на что вы имеете полное право. За другими не желают признавать, что они квалифицированные рабочие. Комиссия Иштвана Тисы по избирательным спискам, — здесь Доминич сделал паузу, ибо вечером на этом месте речь его будет прервана громкими криками: «Вон! Долой!» — итак, комиссия Иштвана Тисы утверждает, что фонарщики неквалифицированные рабочие и поэтому в соответствии с законом не имеют права голоса. Пусть правительство поостережется, пусть прекратит произвол, ибо нынче мы отвечаем пока только словом, а завтра, коли понадобится, ответим и делом. Что же касается фонарщиков, то они, безусловно, квалифицированные рабочие! — заорал он вдруг во всю мочь.
Послышался стук через стенку.
— Чего там волнуется опять этот раскоряка пекарь? — На лбу у Доминича коша собралась складками. — Выгляни-ка в окно!
— Вы что барабаните? Вам чего надо? — высунувшись а окно, крикнула Шаролта тем самым голосом, который еще в давние времена заставил Доминича удовлетворенно воскликнуть: «Tauglich!»
— Передайте своему мужу, — послышалось из соседней комнаты, — чтобы он шел в «Зеленый охотник», коли ему ораторствовать пришла охота. Чего он дома-то орет? Взбесился, что ли? Я в ночную работал, а тут спать не дают.
Шаролта — это видно было по ее спине — сделала было глубокий вдох, чтобы крикнуть опять во всю глотку, но муж оттащил ее от окна.
— Оставь его! Не задирайся! — сказал он хрипло.
— А почему? Эдакий негодяй! Подумаешь, какой-то несчастный подручный пекаря…