Мартон и его друзья

Шаролта полежала еще некоторое время. «А может быть, а может быть, сейчас!..» Она улыбнулась. Потом встала, потянулась и, подойдя к клетке попугая, тихо загугукала: «Господин де-пу-тат!» Но вдруг испугалась чего-то, смущенно замолкла, лицо у нее стало такое, словно она поймала себя на месте преступления. Веки у попугая то подымались, то опускались, он подергивал пестрой головкой, поворачивая ее на перистой шейке. Попугай наблюдал за Шаролтой, которая устроилась вновь на диване возле Цезаря и рассеянно теребила пальцами волосатое мягкое собачье ухо. Ей вспомнился сон, про который еще утром в постели рассказывал муж. «Я был пчелой, — сказал Доминич, — жужжа, взмахивал крылышками и все-таки стоял на одном месте. Ко мне неслась целая туча цветочных чашечек, и я подряд высасывал из каждой мед…»

— Странный сон, — пробормотала Шаролта. — К чему бы он?

В распахнутное окно хлынули лучи солнца, осветили клетку попугая и красно-желтое оперенье птицы внезапно вспыхнуло огнем.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой Вайда и Селеши нажираются допьяна, а затем выясняется, какую блестящую победу одержал в Венгрии марксизм еще перед первой мировой войной

В первое время Вайда являлся к Селеши только для того, чтобы договориться по каким-нибудь коммерческим вопросам.

Деловые связи между ними все крепли. Селеши «устраивал» Вайде, Вайда «устраивал» Селеши — словом, как это деликатно называлось, «они оказывали друг другу услуги».

Вайде полюбилось уютное, хорошо обставленное помещение «штаба Селеши» в самом центре города. И он стал заходить туда уже не только по делам, но и запросто поболтать от нечего делать. Поначалу раз-два в неделю, потом чуть не каждый день. Селеши уже привык, что Вайда всегда является часам к четырем, и, когда он не приходил, чувствовал, как ему чего-то недостает, и начинал беспокоиться. Он вызывал звонком машинистку: «Вайды не было?», и на другой день спрашивал: «Что с вами стряслось вчера? Почему не пришли?» — «Я был у врача», — угрюмо отвечал Вайда. В последнее время он частенько приходил мрачный и оживлялся только за разговором.

— Что такое с вами опять? — спрашивал Селеши.

— Печень, — коротко отвечал маклер. — Я навестил одного знакомого в больнице святого Иштвана… У меня точно такие же симптомы, как у него.

— Скажите, Вайда, а если б вы побывали во всех четырнадцати корпусах больницы святого Иштвана, сколько болезней оказалось бы у вас?

— Вам легко шутить. Посмотрите. — Вайда нервно скинул пиджак, поднял сорочку и показал голый живот. «В интересах дела» он готов был обнажить любую часть своего тела» Когда речь шла о болезнях, всякое чувство стыдливости покидало его.

— Положите сюда руку… сюда… ближе… Нажмите… Сильней! Ой! — вскрикнул он. — Вот видите.

— Послушайте, да вы ж осел!.. Надави мне так, я бы тоже заорал благим матом.

— А ну, попробуем! Подымите рубаху! — крикнул Вайда, вплотную подступая к Селеши. — Подымите, подымите!

Селеши застеснялся.

— Надавите через жилетку, — сказал он и тут же взревел. — Вы что, с ума сошли?

Глаза у Вайды сверкнули радостью. Он быстро засунул сорочку в брюки и, приведя в порядок свой туалет, спросил подозрительно:

— Правда, больно? Не врете? А у вас здоровая печень?

— Да.

— Может быть… может быть, я ошибся… Словом, если сильно надавить на живот, то всегда бывает больно?

Он надел пиджак. Задумался о чем-то, потом лицо его прояснилось.

— Что будет с нашим планом, господин Селеши? Откроем кафе или нет? Может, мне подыскать другого компаньона? Отвечайте!

— Приходите ко мне домой в субботу вечером. Пообедаем втроем, вместе с женой, и обо всем договоримся. Без жены я не могу дать окончательного ответа, да и, помимо всего прочего, жена хочет познакомиться с вами. Только не вздумайте рассказывать разные неприличные истории.

— Да что вы!.. Что ж я, не умею вести себя в обществе?

С тех пор как Селеши стал вице-директором потребительского кооператива, он раза два в месяц задавал у себя дома ужины и приглашал тех, кого «непременно надо пригласить». «Это, Амалия, нужные люди… И мы не зря выбросим деньги… Воздастся сторицей… Ел-пил у меня — попробуй теперь откажи, если мне что-нибудь понадобится. В социал-демократическом движении, Амалия, замкнутость равносильна смерти. В такой коллективной организации человек может погибнуть без поддержки».