Мартон и его друзья

— Ну, это ты преувеличиваешь малость, — пробурчал Селеши, скрестив ноги в синих носках.

— Ничуть не преувеличиваю! — Вайда был в своей стихии. — Вот, к примеру, одна из многих возможных опасностей: открывается новое кафе — превосходное дело, чудесная затея, золотые копи! Публика валом валит. Посетителей — пруд пруди. Дым коромыслом! Глаза «добрых друзей» готовы выскочить от зависти. Все кругом улыбаются, как гиены. И вдруг на другой стороне улицы появляется «блиц-конкурент». И тебе по двойной цене приходится покупать еще одно кафе только затем, чтобы прикрыть его. И весь твой годовой доход летит к черту! Я всю жизнь был щедрым человеком, но взять себя на пушку не позволю. Мой принцип, сударыня, — не тронь моих честных, трудовых, в поте лица заработанных денег! Верно?

— Верно! — ответил вместо сударыни второй секретарь профессионального Союза печатников.

— При основании кафе успех дела решают три обстоятельства: место, публика, название. Начнем с первого. Я нашел такое место, где и речи не может быть о «блиц-конкуренции». Надеюсь — и это относится больше всего к вам, сударыня, ибо с Игнацем мы работаем уже много лет, соблюдая строжайшую конфи-ден-ци-аль-ность, — никто об этом знать не будет, пока мы не обставим кафе и не повесим вывески. Соблюдение тайны, — Вайда поклонился хозяйке, — первая предпосылка удачи при всяком предприятии. Бывают такие дела, — и тут Вайда улыбнулся г-же Селеши, — которые, если нужно, я держу в тайне даже от самого себя. Благородный человек всегда кон-фи-ден-ци-ален. Мне, сударыня, вы можете довериться во всех отношениях.

Хозяйка взглянула на Вайду, но, увидев белую каемку вокруг его губ, снова отвернулась, а Вайда опять зашагал по комнате.

— На углу улицы Непсинхаз и бульвара Йожефа стоит дом. На первом этаже торговое помещение — двадцать шесть окон-витрин. Выходят на обе улицы. После тщательных исследований — они длились несколько месяцев (в Пеште не осталось ни одной улицы, которой бы я не обошел) — я счел это место наиболее подходящим.

Он вынул карандаш и начал рисовать что-то на коробке из-под торта. Окончив рисунок, Вайда сделал пируэт и положил картонку на стол перед супружеской четой.

— Смотрите внимательно. Бульвар. Улица Непсинхаз. Кафе. Напротив — вот здесь — здание Высшего технологического училища. Нижний этаж никто не сдаст под кафе, даже если бы сам Шимон Краус[14] захотел заняться «блиц-конкуренцией». Техническое образование молодежи представляет государственный интерес — так ведь, кажется, пишут у вас в газетах. Положим, случись даже такое блиц-свинство, против него восстала бы вся левая печать во главе с «Непсавой»! Верно?

— Верно, — согласился Селеши.

— Здесь, сбоку, на бульваре Йожефа, — Вайда постучал карандашиком по крышке и остановился на секунду, — помещается редакция и издательство «Будапештские новости». Процветающая консервативная газета. О судьбе ее нечего беспокоиться ни нам, ни даже нашим внукам. Верно?

— Верно, — кивнул снова хозяин дома.

Проходя мимо буфета, Вайда то и дело постукивал карандашом по коробке торта.

— А вот здесь, напротив, на том же бульваре Йожефа, — преуспевающий магазин короля музыкальных инструментов Вагнера. Вагнер достаточно могуч, чтобы не позволить разорить себя какому-то там кафе. Справа — здание Национального театра. Лавочка культуры! — пренебрежительно заметил Вайда. — Государственное предприятие. Его нечего бояться. Понятно? Что же касается улицы Непсинхаз, то на ней до самой площади Кальмана Тисы нет ни одного помещения, подходящего для кафе… Ни здесь… ни здесь… — Вайда постукивал по крышке коробки, — разве что бордель на улице Конти… Но владелец еще не сошел с ума и не захочет перестраивать его под кафе. Верно?

— Верно.

— Таким образом, с местом все в порядке. Остается вторая задача: установить характер публики. Это тесно связано с третьей задачей: названием кафе.

Селеши слушал Вайду, изумленный, остолбеневший. За время их знакомства его друг проявил много поразительных способностей, но такого отчетливого, всестороннего доклада об учреждении кофейной Селеши не ожидал от него. На г-жу Селеши доклад произвел совсем иное впечатление. «Продувная бестия! — подумала она и решила: — Поосторожнее!..»

— Я знаком с владельцем одного химического завода, — продолжал Вайда, подмигнув г-же Селеши, — который обязан своим богатством тому, что назвал именем известнейшей будапештской актрисы дрянной гуталин собственного производства. Название — дело важное! Например, в Вене предпочитают саксленеровскую слабительную воду, названную именем Яноша Хуняди[15], а в Будапеште, наоборот, предпочитают воду, названную в честь Франца Иосифа. Хотя — простите, сударыня, за откровенность — действуют они одинаково. У шваба Саксленера голова на плечах: он играет на антивенгерских чувствах австрийских мещан. Но верно и то, что венгерские подданные, страдающие запором, — Вайда по-турецки скрестил руки на груди и, словно извиняясь, поклонился г-же Селеши, — предпочитают употреблять «Франца Иосифа».