— А какое это имеет отношение, товарищ социалист, к кафе, которое мы думаем открыть на углу улицы Непсинхаз и бульвара Йожефа? А-а-а-а… — зевнул он. — Но если уж ты вмешиваешься — а-а-а-а! — то я могу пополнить твои познания. — И слова полетели, как пули из пулемета: — Я могу рассказать, что в кафе «Джентри» ходит такая публика, поместья которой давно уплыли и которую «Священная корона» — кто бы ни стоял во главе правительства: шваб Векерле или венгерец Иштван Тиса, — все равно вознаграждает священными кронами. Я могу рассказать, кто еще ходит туда: торговцы из центра, зажиточные ремесленники, которых не только не отпугивает, а, наоборот, привлекает название «Джентри». — Вайда снова запустил свой паровоз и пошел, пошел по комнате. — Я могу рассказать, что чиновники-завсегдатаи «Джентри» рано не женятся, ибо должны достигнуть высшего класса, чтобы оттяпать подходящее приданое, а этого высшего класса они достигают не раньше тридцати пяти — сорока лет. Поэтому нечего удивляться, что у проституток всегда бывает прямое попадание, когда они посещают кафе «Джентри». Входят они по двое, трое, а выходят оттуда поодиночке. Барин ведь и в аду барин! И его барское положение обязывает к соблюдению правил приличия. Если, скажем, холостому судье понравится девица, он подзовет официанта, шепнет ему на ухо и подмигнет в сторону девицы; официант подойдет к столику девушки, поставит перед ней стакан воды на подносе и спросит, сколько она берет за ночь и сколько за час. Вернувшись, он сообщает цену, а если она кажется судье слишком высокой, то официант до тех пор меняет воду на столике у девицы, покуда «влюбленные» не договорятся. Тогда девушка пишет свой адрес на клочке бумаги и одна выпархивает из дверей кафе. Господин судья в это время делает вид, будто занят чтением газеты, но одним глазком рассматривает и оценивает фигуру и походку девушки, потом он неторопливо и изящно рассчитывается с официантом, который подает счет на той же бумажке, где девушка записала свой адрес. Господин судья рассеянно сует бумажку в карман и…
— Довольно! — воскликнул Селеши. Сонливости его как не бывало. Он испугался, что этот безумец Вайда еще бог знает что наговорит при жене.
— Вы, однако ж, хорошо изучили повадки столичных шлюх, — бесстрастно произнесла г-жа Селеши.
— Милостивая сударыня, владелец кафе должен знать все!
Милостивая сударыня молчала, Селеши содрогнулся, а Вайда назло им продолжал:
— Например, в Буде нужны совсем иные названия, чем в Пеште. Буда — резиденция его величества Франца Иосифа Первого. Там привлекают наименования: «Лебедь», «Невеста», «Святое сердце». Если же жителю Буды захотелось погулять, он, простите, милостивая сударыня, устраивает экскурсию в пештский бордель, а если…
— Господи боже, да перестань ты наконец!
— Слушаюсь, товарищ секретарь! — Вайда поклонился Селеши. — Но что же будет с названием? Ведь скоро светать начнет…
Вошла молоденькая служанка. Видно было, что она смертельно устала.
— Сударыня, — спросила она тихо, — можно мне лечь?..
Г-жа Селеши повернула голову. Служанка попятилась к дверям, словно ее выталкивали неподвижные глаза г-жи Селеши. Она с ужасом глядела на хозяйку, пока затворившаяся дверь не скрыла ее утомленного молодого личика. Г-жа Селеши заговорила:
— Скажите, господин Вайда, если компаньонство тайное, как оно влияет на доходы от вложенного капитала?
— Милостивая сударыня, — разъярился вдруг Вайда, — может, мы все же оставим это под конец! Сейчас-то ведь речь идет о гораздо более важном — о названии! Мне трудно даже объяснить, какое решающее значение имеет…
Г-жа Селеши еще пристальнее уставилась на разволновавшегося Вайду.
— Впрочем, — продолжал маклер, — если вам уж так не терпится, я могу тут же ответить… Тайный компаньон только в глазах света является тайным… С точки зрения доходов это не имеет ровно никакого значения… Вы можете об этом справиться у любого адвоката… Можете обсудить… По документам вы, так же как и я, являетесь полноправными владельцами… Не будь ваш супруг заинтересован в социал-демократическом движении, мы могли бы спокойно поставить и его фамилию… Это в его интересах остаться тайным компаньоном… Умоляю… вернемся к названию кафе!
— Хорошо. Скажите еще только одно: сколько процентов даст в месяц и в год вкладываемый нами капитал — пятьдесят тысяч крон. Только не преувеличивайте…
— В месяц, не преувеличивая, шестьсот-восемьсот крон, то есть семь-десять тысяч в год.
— Это весь доход с кафе?
— Нет, только ваша часть… Но об этом позднее… Милостивая сударыня… Вернемся к названию… Ведь уже светает…
Хозяйка замолчала. Мысленно она производила подсчеты.
— Стало быть, пятнадцать-двадцать процентов. Что ж, деньги хорошие, если это в самом деле так, — тихо произнесла она наконец.
— Я думаю, лучше всего для нашего кафе подойдет название «Прогресс»! — воскликнул Селеши тем тоном, каким он обычно прекращал в союзе ненужный, по его мнению, спор.