Мартон и его друзья

Медленно, будто ногу сломало, волочилось утро. Пишта столько раз спрашивал: «Который час?», «А теперь который час?», что мать даже прикрикнула на него:

— Оставь меня в покое! Каждые пять минут пристаешь: «Который час, который час?» Ты что, на свадьбу собрался?

Наконец пообедали. Мать с опаской наблюдала за сыном: что с ним случилось? Пишта вымыл лицо, руки, ноги, почистил щеткой штаны и даже волосы причесал. Он хотел было улизнуть незаметно, как мать вдруг сказала:

— Сынок, отведи-ка детей в парк. Пусть подышат свежим воздухом.

Пишту точно в грудь ударили. Он отшатнулся к стене, затряс головой и бросил взгляд на отца, который прилег после обеда на полчасика. «Чтоб тихо было, как в склепе!» Пишта посмотрел: спит отец или только лежит с закрытыми глазами? Шепотом ответил матери:

— Я не могу пойти, мама, потому что… — Он оборвал себя на полуслове, боясь проговориться, что готовится к поступлению в цирк, и перевел речь на другое: — Мартон мог поехать в Сентмартон? Во вторник вы, мама, едете с Лизой и Белой? А я еще никогда не ездил отдыхать. Почему?

— Оставь в покое Мартона, — ответила мать. — Почему ты не говоришь про Отто, который ходит уже на работу… деньги зарабатывает?

— Ерунда! — мальчик лязгнул зубами. — Я один хочу идти в парк… — И он сжал тонкие губы.

— Сынок, сынок, возьмись за ум, — сказала мать, положив руку на голову Пишты. — Отец проснется. Он тебе все кости переломает.

— А почему только Мартон поехал в Сентмартон? Ему во всем всегда исключение…

Г-н Фицек, не открывая глаз, даже не пошевельнувшись, сказал:

— Что там опять такое?

Мальчик вздрогнул, бесшумно выскользнул на кухню и, будто грозя кому, поднял кулаки к потолку. Дети — десятилетний Банди и шестилетний черноглазый Бела — поплелись за ним, а малышку Лизу мать вынесла сама. День стоял жаркий, и девочка была в одном ситцевом платьице, из-под которого выглядывали голые ножки.

— Смотри за ней! — сказала мать, посадив дочку Пиште на руки. — И за ними приглядывай! Кружку возьми! — протянула она обычное снаряжение для прогулок в парке.

— Не нужно, — бросил Пишта, опустив голову, и с такой неохотой и даже отчаянием принял на руки малышку, что казалось, девочка вот-вот упадет на каменный пол.

— Как ты держишь ребенка?

— Не нужно, — повторил Пишта, кинув взгляд на жестяную кружку, и рывком прижал к себе Лизу.

— Нет, нужно! — вмешался черноглазый Бела. — Из чего пить будем, если захочется? Правда, мама?

Жена Фицека, верная своей привычке, не спорила, а действовала. Она привязала веревку к ручке кружки, перекинула ее Беле через плечо и, будто случайно, погладила маленького черноволосого мальчугана по лицу. Бела стоял на своих крепеньких загорелых ножках, гордо выпятив грудь, на боку у него, точно боевое оружие, висела жестяная кружка. Он положил на нее ручонку и сказал:

— Пошли!

— Тогда дайте нам с собой чего-нибудь поесть, — все еще не подымая головы, проговорил Пишта. Русые волосы упали ему на сощуренные глаза.

— Вы ведь только что обедали.

— А, ерунда! Обедали!..

— Сынок, не мучай ты меня…

— А если мы проголодаемся в парке?

— Домой вернетесь, — тихо ответила мать.

— Тогда дайте мне мои ботинки, — забубнил Пишта, по-прежнему не подымая головы. Он сунул Лизу под мышку, будто тряпичную куклу.

— Как ты держишь девочку? — прикрикнула мать и посадила Лизу ему на руки.

— А, ерунда!..

Отворилась дверь из комнаты. В одних кальсонах и без рубахи — как лежал в постели — показался в дверях г-н Фицек. Шорох заставил Пишту поднять голову, и, когда он встретил взгляд отца, по нему словно ток пробежал: мальчик вздрогнул всем телом, повернулся, открыл кухонную дверь и выскочил. Бела и Банди поплелись за ним.

— Счастье твое, что выкатился, — бросил вдогонку г-н Фицек. — А не то бы я такое Сараево учинил… Эх ты, Франц Фердинанд!

2

Они шли по улице. Впереди, гордясь болтавшейся на боку кружкой и выпятив грудь, шагал Бела. И напевал: «В садике мы погуляем, в садике мы погуляем… бумм!..» За ним, ссутулившись и словно не замечая сидевшей у него на руках Лизы, брел длинноногий Пишта. Девочка все пыталась схватить брата за нос, когда же он отдергивал голову, она долго и удивленно смеялась и снова тянулась ручкой.

— Ты! — наконец гаркнул на нее Пишта. — Смотри у меня, а не то!..

Банди то забегал вперед, то отставал, словно собачонка, которую повели гулять и спустили с поводка. Он глазел на витрины, подбирал валявшиеся на улице бумажки, жестянки, поломанные пуговицы, ржавую проволоку и складывал все это в карман. У трамвайной остановки он задержался и, опустившись на корточки, начал собирать брошенные билеты, сгребать их в кучки — отдельно зеленые пересадочные талоны и отдельно обычные, желтые билетики. Затем он оглянулся и побежал догонять уже далеко ушедших братьев.

— Нашел один годный билет! — крикнул он, чтоб остановить их.

— Покажи! — попросил Бела.

— Не покажу.