Мартон и его друзья

Было тихо. Солдаты, расположившиеся биваком на улице, давно забылись крепким сном. На небе изредка вспыхивали падучие звезды — сентябрьский арьергард августовского звездопада. Новаку не спалось. Он лежал на спине, наблюдая за звездами сквозь ресницы. «Когда звезда падает, надо загадать что-нибудь, и исполнится». Он несколько раз пытался загадать, и, наконец, ему это почти удалось. «Со всем народом, с оружием против…» Но звезда угасла раньше, чем он успел высказать свое желание. «А так считается или нет?» И Новак улыбнулся: «Все суеверие!» Внезапно он заметил, что лежавший рядом молоденький солдат смотрит на него.

— Не спишь, сынок?

Молодой солдат шепотом, точно сообщая величайший секрет, спросил:

— Господин капрал, землю дадут?

— Какую землю?

— Да после войны… тем, кто воевал.

— После войны? Не знаю. Во время войны, может, и получишь себе на могилку… А почему ты спрашиваешь? Ты кто такой, сынок?

— Я Пишта Хорват. Из Летене, из поместья Карои.

Он сказал это так, будто деревню Летене знают все, а поместье Карои принадлежит лично ему.

— Сколько тебе лет, сынок?

— Семнадцать.

— А как же ты попал сюда? Ведь тебе еще рано призываться?

— А я добровольцем пошел.

— Добровольцем?.. Это здорово! — буркнул Новак. — Стало быть, поместья Карои хочешь защищать?

— Черта с два!.. Говорят, те, кто добровольцем пошел, после войны землю получат… Вот я и удрал из дому, да и явился в тридцать второй пештский полк. А правда дадут, господин капрал?

— Кто это тебе сказал?

— Приказчикова жена.

— И только тебе сказала?

— Только мне.

— А кем тебе приказчикова жена приходится? — строго спросил Новак, затаив улыбку.

— Уж это, господин капрал, зря спрашиваете, все равно не скажу, — шепнул парень Новаку на ухо. — В июне приказчик поехал в шомодьские поместья Карои. Словом, мне жена его сказала…

— А в конце июля он вернулся?!

— А вы почем знаете? — удивленно спросил парень.

— Скажи, сынок, ты всегда таким был?

— Каким? — шепотом спросил парень, щекоча теплым дыханием ухо Новака.

— Таким ослом! — шепнул ему Новак в ответ. — Тебя же эта сука вокруг пальца обвела, чтоб отвязаться. Не понимаешь?..

— То-то и оно, что понимаю, потому и спрашиваю, господин капрал. Я даже ночью все про это думаю… Вокруг пальца обвела… А теперь-то мне что делать?

— У тебя есть родные в Пеште?

— Есть. Сестренка младшая, Маришка. Она служит на проспекте Юллеи.

— Вот что, Пишта, послушай-ка меня. Может быть, ты когда-нибудь и получишь землю. Конечно, не таким путем, как приказчикова жена сказала, а другим: сам ее возьмешь.

— Я?

— Ты! И не только ты!.. А теперь сматывайся, да поживей… Утром разыщи свою сестренку Маришку и пожелай ей доброго здоровья. Пусть она купит тебе на барахолке штатскую одежду. Переоденься в нее. А эту, что на тебе, на портянки разрежь… Зимой пригодятся. И пусть Маришка по почте запросит из дому твою метрику. И ступай работать на завод. Чернорабочим возьмут. И пока твой возраст не пойдет, тебя здесь ни одна собака разыскивать не станет. Понял? Эх ты, Пишта!

— Einundzwanzigstes Marsch-Bataillon, habt Acht![34] — послышалась команда.

Снова загрохотал оркестр. Зазвучал «Готт ерхальте».

4

«Да, людей много, и все-то разные…» — подумал Новак, глянув на стоявшего перед ним огромного Габора Чордаша. Плечистый, рослый мужик был родом из Ходмезевашархея, где у него было два хольда земли и пятеро детей. И станом, и нравом, и особенно недоверчивостью своей он больше всего напоминал бук. Уже все деревья распустились вокруг, а бук все еще не выпускает листочки: ждет. Взаправду пришла весна или обмануть его хотят? Зато с листвой он позже всех расстается; чем он завладел, за то уж держится крепко, вот и январь подойдет, а он все еще не сбрасывает листья. Жалко! Так и Чордаш. Уж если втемяшится что в голову, так хоть топором теши.

Несколько недель он ни слова не говорил, кроме «Да!», «Нет», «Слушаюсь, господин капрал». Но вот, наконец, будто прорвало его.

— Господин капрал! Хоть сложите всех социал-демократов в один мешок, а все равно они одного Андраша Ахима[35] не стоят…

— Это почему?

— Потому что Ахим землю хотел дать… За то и пристукнули его господа хорошие… Он небось не спрашивал, как эта дубина Доминич: «А сколько членских взносов платит ходмезевашархейская организация землекопов?..»

Еще когда стояли на улице Петерди, Чордаш рассказывал Новаку — после двух недель молчания («Человека прощупать надобно сперва»), — как прошла у них в деревне первая ночь после объявления войны.