Читаем Мартовские дни 1917 года полностью

Умалчивая о преемственности своей от акта 3 марта, Правительство тем самым уничтожало то «юридическое значение», которое государствоведы находили в содержании этого акта. Преемственная связь правительства с конституцией низвергнутого революцией политического строя, выраженная по замыслу легистов в формуле «по почину Гос. Думы возникшему», была сама по себе весьма относительна. Во имя логики юридическая мысль делала некоторый подлог, который совершала и политическая мысль во имя тактики. Еще 1 марта в воззвании Трудовой группы массы призывались «идти на штурм последней твердыни власти, самоотверженно подчиняясь временному правительству, организованному Гос. Думой». Под временным правительством здесь подразумевался Временный Комитет Гос. Думы. Но при чем в сущности была Гос. Дума, как таковая? Временный Комитет был избран частным совещанием членов Думы и сделался «фактором революции». Далее произошло соглашение Временного Комитета с Исп. Ком. столь же самочинно собравшегося Совета Р. Д., т.е. соглашение «двух революционных сил». По этому соглашению Временный Комитет назначил министров – в сущности, с молчаливого одобрения Исп. Комитета. Тут и происходит подлог, когда Врем. Комитет заменяется термином даже не частного совещания Думы, которое больше не собиралось в дни переворота, а старым законодательным учреждением, именовавшимся «Государственной Думой». Суррогат учреждения становится синонимом самого учреждения. И такое словоупотребление делается общим местом – и в официальных актах (начиная с первого «манифеста» Временного правительства), и в официальных воззваниях, и в агитационной литературе.

До манифеста 3 марта московская печать (петербургская не выходила) рисует организацию власти приблизительно так, как охарактеризовал положение Родзянко в разговоре с Рузским: «Верховная власть временно перешла к народному представительству в виде Государственной Думы, – писало «Утро России». – Эта “третьеиюньская Дума”, пройдя через закаляющее горнило испытаний военных лет с их мрачными переживаниями и ужаснувшими всех разоблачениями… предстоит перед страной совсем в ином образе, чем пять лет назад. Сейчас эта Дума с честью выполнила свой долг перед народом, с патриотической решительностью вырывая верховную власть из недостойных рук, и стала естественно организующим центром, вокруг которого сплачивается отныне новая, свободная Россия… И, как организующий страну центр, мы признаем Гос. Думу, мы приветствуем ее, мы ей повинуемся». «Государственная Дума – вот наш национальный вождь в великой борьбе, всколыхнувшей всю страну», – говорило «Русское Слово». И только «Рус. Вед.» выражались более осторожно: «Думский Комитет есть зародыш и первая временная форма исполнительной власти, признающей свою ответственность перед страной и пользующейся ее доверием». Московская печать была всецело во власти зарождавшейся легенды о том, что Гос. Дума «революционно воспротивилась роспуску».

В связи с организацией новой исполнительной власти (уже не Думского Комитета, а Временного правительства) воззвание партии народной свободы от 3 марта обращалось к гражданам: «Дайте созданному Гос. Думой правительству сделать великое дело освобождения России». В письме 3 марта к новому премьеру вел. кн. Ник. Ник., высказываясь «категорически против соглашения с Советом Р. Д. по вопросу о созыве Учр. собрания», писал: «Я ни одной минуты не сомневаюсь, что Временное правительство, сильное авторитетом Гос. Думы и общественным доверием, объединит вокруг себя всех патриотически мыслящих русских людей». После акта отречения Мих. Ал. верховный главнокомандующий, обращаясь к населению Кавказа, говорил о Гос. Думе, представляющей из себя «весь русский народ» и назначившей временное правительство до тех пор, пока «народ русский, благословляемый Богом, скажет на Всенародном Учред. собрании, какой строй государственного правления он считает наилучшим для России». В «Вестнике Врем. правит.» 8 марта опубликованы были воззвания к «братьям офицерам и солдатам» и жителям деревни от имени Государственной Думы, подписанные ее председателем… В специальном воззвании Родзянко к «офицерам, матросам и рабочим» судостроительных заводов в Николаеве, подписанном в виде исключения «председателем Врем. Комитета», подчеркивалось, что новое правительство избрано «из членов Госуд. Думы, известных своей преданностью народной свободе»446. Эта терминология перешла и в позднейшие изыскания: Маклаков, напр., прямо говорит о назначении Царем кн. Львова, избранного Думой; Милюков в «Истории» и равно Керенский в своих историко-мемуарных повествованиях очень часто употребляют термин «Государственная Дума» вместо «Временного Комитета».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное